— Еще бы! И разные другие камни есть.
— Вот видите! А у нас в чулане чучело глухаря пылится почем зря…
— Сам ты чучело! — пробурчал себе под нос Цырен, но в наступившей тишине услышали все.
Санька сбился с мысли, никак не мог вспомнить, что же еще хотел предложить для музея. Постоял, постоял и сел. Но уже со всех сторон потянулись руки, посыпались предложения:
— А у меня гильза снарядная от гражданской войны…
— А у нас белка на ветке…
— У меня лазурит, вот такая глыбина…
— Мой отец альбом фотографий собрал — разные виды Байкала…
— Так он их тебе и отдаст, держи карман шире…
— Мы с братом модель Чертова моста делаем…
— Я на чердаке дореволюционные газеты с твердыми знаками нашел, огромную кипу…
— А мне отец показывал старинную листовку: «Все на борьбу с Колчаком!»
— Ты что-то хотел сказать? — предоставила Валюха слово Снегирю.
Окрыленная новым поворотом событий, неожиданной вспышкой энтузиазма, она, казалось, совсем забыла про кукольный театр.
Снегирь лениво приподнялся, сел на спинку скамьи.
— И скажу. По-моему, вся эта затея с музеем — сплошная фантастика. Подумаешь, ножи и топорики! Это еще не музей. Фотография Лазо и листовка к нашим местам никакого отношения не имеют. А все остальное — камни, белки и глухари — игрушки, тот же кукольный театр. Музей — это что? Это славная история края, показанная в экспонатах. Верно я говорю, Фаина Дмитриевна? А у нас какая история? Где настоящие экспонаты? Нет, дохлое дело! Вообще-то я не против музея. Но только не у нас. Есть места, где каждый камень под ногами — свидетель какого-нибудь события. Ленинград, например. Там Петр Первый Жил, Пушкин, декабристы, там революция началась. Или Сталинград, Краснодон, Одесские катакомбы. А наш край так себе…
Он сел, и все пришибленно замолкли. Даже Санька нос повесил: конечно, если сравнивать с Ленинградом… Одна Валюха не сдалась, умоляюще поглядела на Фаину Дмитриевну, точно прося поддержки.
Фаина Дмитриевна развела руками:
— Конечно, у нас не Ленинград, не Новгород и не Ростов Великий. Но кое-что, наверное, можно собрать, все будет зависеть-от вашей инициативы. А вообще-то, если хотите знать мое мнение, зря вы отказались от кукольного театра. Такие возможности…
— Я же говорил, — подал голос Снегирь. — Не знаменитые у нас места…
И тут вскочил с последней парты Павел Егорович. Не выдержал, вмешался в ребячий спор, и не как директор, как ученик — азартно, совсем по-мальчишечьи:
— Нет на нашей земле не знаменитых мест! Вы меня извините, Фаина Дмитриевна, по-моему, вы не правы. Сердцем чувствую: не знаменитых мест нет. Есть места, история которых еще не написана, руки не дошли. Тем интереснее! И у нас жили доисторические люди. И у нас торили тропы первопроходцы, стояли на берегу Байкала, восхищались его мощью и красотой. И у нас проливали кровь красногвардейцы. Кто-то колхоз организовывал, кто-то Берлин штурмовал. Восстановить забытые события, — воскресить забытых героев — что может быть почетнее и благороднее!? Я двумя руками голосую за музей. И если не возражаете, записываюсь — в помощники к Медведеву. Возьмешь?
— А чего же, возьмем, — степенно ответил Санька. И сразу спохватился: это же он просто так, к слову…
Собрание закончилось, но ребята не спешили уходить. «Трудно вас раскачать, — говорила в таких случаях Фаина Дмитриевна, еще труднее остановить». Несколько человек окружили Петьку Снегирева.
— Представляете, две тысячи лет человечество ломает голову: была или не была, а если была, то где. Вот задал задачу философ Платон! — заливал Снегирь. — Я-то, конечно, верю в Атлантиду. Раз Платон написал, значит, слышал из авторитетных источников. Но только допустить на минутку: а что если он пошутил? Устроил небольшой розыгрыш для потомков? Вдруг окажется, что ее а не было никогда, Атлантиды? Ужас, правда? По-моему, человечество сразу беднее станет. Ведь некоторые ученые считают, от нее образовались все другие культуры: древнеегипетская, древнегреческая, даже ацтеков в Америке. Колыбель человечества! Книжку я читаю про Атлантиду — не оторвешься…
Такой уж характер у Снегиря. Нет чтобы честно признаться: не нравится, мол, мне то-то и то-то — обязательно наперекор что-нибудь другое начнет хвалить. Ведь не просто так нахваливает свою Атлантиду, будто перед первоклашками красуется. Кто Снегиря знает, сразу поймет, что он имеет в виду! Дескать, ваш байкальский музей — фи, вот Атлантида — вот это да! И возразить нечего, потому что Атлантида и в самом деле всем загадкам загадка.
Санька уже рот раскрыл, чтобы сказать кое-что, когда заметил: Павел Егорович, собравшийся было уходить, остановился и прислушивается к разговору. — Директор тоже заметил Санькино неуверенное движение в сторону ребят, написанную на лице решимость — и тайно улыбнулся ему. По этой улыбке, иронической и озорной, понял Санька, что и Павел Егорович раскусил Снегиря.
— Да ты, я вижу, Снегирев, и впрямь большой специалист по Атлантиде. Выступи-ка перед пятиклассниками, очаруй их. Конечно, Атлантида — проблема увлекательная, может, даже одна из самых увлекательных. Но вам я могу сообщить под большим секретом, — Павел Егорович понизил голос до таинственного полушепота, — существует нечто куда более загадочное…
Ребята навострили уши. Моментально вокруг Павла Егоровича сомкнулся кружок любопытных.
Снегирь поколебался — и примкнул к остальным.
— Это подлинное чудо. Над его загадками до сих пор ломают головы крупнейшие ученые и целые институты. Вокруг него не утихают споры и дискуссии. О нем написаны тысячи книг, десятки тысяч статей. И это чудо перед вами. Вот оно!
И Павел Егорович широко повел рукою в сторону окон, за которыми полыхал над искристой чернью Байкала багровый закат. Ребята разочарованно загудели, а Снегирь сказал с ухмылочкой:
— Купили вы нас, Павел Егорович! Уж мы думали — правда…
— Ничуть не купил, — на полном серьезе продолжал директор. — Посуди сам, Снегирев. Не странно ли, что ты увлекаешься загадками Атлантиды, тайнами египетских пирамид, марсианскими каналами — и ничего не слышал о загадках Байкала?
— Какие там загадки! Так, мелочи… Рыбка голомянка…
— Вот видишь, ты просто ни разу по-настоящему не поинтересовался Байкалом, хотя он у тебя перед глазами. А может быть, именно поэтому. И напрасно. В некотором смысле наш Байкал таинственнее всяких атлантид.
— Ну да… — протянул Снегирь, все еще не веря, что разговор зашел серьезный.
— А какие загадки вы имеете в виду, Павел Егорович? — осторожненько спросил Рудик.
— Загадку байкальской нерпы, например. Откуда взялось в пресноводном Байкале это морское животное? Ведь тюлени — типичные обитатели Северного Ледовитого океана. И почему ближайшие родственники нерпы живут в соленом Каспийском море?
— В Каспийском море? — удивился Кешка. — При чем тут Каспийское море?
— Действительно, при чем? Или такой факт. 336 рек и речек приносят старику Байкалу много больше воды, чем он отдает своей единственной дочери Ангаре. Прибавьте к этому осадки и объясните: куда старый скупердяй прячет излишки?
— А в самом деле куда?
— Больше того. Когда на берег Байкала ступили первые землепроходцы, их поразили выброшенные не отмели обломки крупных парусных судов. Откуда они взялись, если местное население в те времена парусов не знало? Так вот, было высказано предположение, что Байкал соединен с Ледовитым океаном колоссальным естественным туннелем. Через него-то и уходят излишки накопившейся озерной воды, а в Байкал попадают нерпы, некоторые океанские рыбы и даже разбитые бурей парусники,