Вспоминая улицы, дворы, набережные родного города, птиц, деревья, зиму и лето, Коля сразу вспоминал папу. Под ивой во дворе папа сидел на стуле и читал книгу, а Коля у его длинных ног строил крепость из песка и камешков. На реку, на шершавые горячие мостки они вдвоём ходили удить рыбу. Папа ставил Колю на каменную ограду старого кладбища, и Коля, гордый, бежал по ней, держась за поднятую папину руку. А когда Коля поступил в школу, они ходили туда с папой вместе: Коля — учиться, папа — на работу. С каким удовольствием шагал Коля по тротуару улицы Ленина рядом с папой, таким высоким, важным, и разговаривал с ним о разных умных вещах: о людях каменного века, о мамонтах, о том, что на Луне нет воздуха. А как он гордился в школе, что этот высокий человек с подстриженной светлой бородкой, которого слушаются не только ученики, но и учителя, о котором почтительно говорят: «Сам Николай Николаевич!» — его папа.
Когда немцы подходили к городу, Коля и мама уехали, а папа остался. Коле тогда сказали, что он выедет вслед за ними через несколько дней, и Коля сначала поверил этому. Но мама, конечно, всё знала, и Коля тоже скоро догадался: видел, что мама не ждёт. Папа остался в городе с партизанами, и два с лишним года не слыхали они о нём ничего, а потом пришло извещение о его гибели.
Коля вышел на крыльцо. Уже совсем стемнело. Дул тёплый ветер, и огромная ива шелестела над его головой своей тяжёлой, незримой во мраке листвою — словно озеро шумело вверху. И Коля внезапно вспомнил этот шум: ива вот так же шумела под ветром и тогда, до войны. Она уцелела, старая ива, а город, лежащий кругом, во тьме, разрушен. Папа был здесь, в городе, когда сюда входили немцы, он бродил при немцах по этим улицам, он видел всё, чего не видел Коля. Они охотились за ним, они травили его, как волка. Где он прятался? Где спал, где ел? Он сам охотился за ними, взрывал, убивал. Он жил странной, удивительной жизнью, которую нельзя себе даже представить, — беззвучный, как тень, незримый, как вихрь. Ему было холодно, голодно, больно, его томила тоска. Он ничего не знал о Коле и маме, но он думал о них. Что он думал? Он был здесь, когда наши прорвали фронт далеко на востоке и уже двигались к городу. Как он, наверно, ждал! Он, может быть, был жив ещё даже тогда, когда немцы перед уходом взрывали и жгли дома. И вот немцы сгинули, город свободен, мама и Коля вернулись домой, а его нет и никогда не будет.
Если бы хоть знать о нём что-нибудь, собрать его жизнь по кусочкам, по обрывкам, понять, что он делал, что думал, как умер! Чтобы он жил — хотя бы только в уме, только в памяти, — чтобы можно было, оставшись наедине, поговорить с ним.
Далёкие гудки паровозов звучали в темноте печально и звонко. Постояв на крыльце, Коля вдруг озяб — не оттого, что было холодно, а оттого, что он очень устал за день. Он вернулся в комнату, разделся и лёг на сенничке, который мама расстелила для него на полу возле кушетки. Огонёк на коптилке мигал, и белочки на коврике «вери-мери», казалось, двигались, как живые.
Мама и Агата сидели за столом и разговаривали прерывистым, быстрым шопотом.
Слов их Коля не слышал да и не прислушивался. Он засыпал.
И вдруг, за мгновенье до сна, он услышал, как Агата сказала:
— Немцы убили их всех разом, весь отряд, восемнадцать человек. Накануне того дня, когда взорвали мост.
У Коли всё похолодело внутри. «Это она о папиной гибели», — понял он.
— Говорят, их кто-то предал, — сказала Агата.
Мама заплакала. Наконец-то! Хорошо, что она плачет.
Глава вторая
На крыше
I
— Приходи через полчаса, он ещё спит. При этих словах Коля проснулся.
Мама, уже одетая, разговаривала с кем-то через открытое окно. Голос у неё был спокойный, обыкновенный, как всегда. Уж не приснилось ли Коле, что она вчера плакала? Солнце озаряло её, золотя ей волосы.
— Марфинька, кто там? — спросил Коля.
— Вставай скорей, это Стёпочка.
Коля сразу вскочил.
— Зачем ты его отпустила? — сказал он с нетерпением. — Я уже не сплю. Позови его!
— Он сейчас придёт, — ответила мама. — Он уже раза четыре подходил сюда, под окошко.
Стёпочка был лучший колин друг. Они когда-то оба учились здесь, в школе, в первом классе. Они вместе уехали в эвакуацию и вместе жили в Ярославской области. Там они целое лето строили корабли и пускали их плавать в пруд. У них были маленькие корабли — из сосновой коры — и большие, вырезанные из целого полена. Вначале они увлекались парусным флотом. Ветер надувал бумажные паруса и гнал корабли с одного берега пруда на другой. Они приделали к каждому кораблю киль и руль, и корабли стали ходить под углом к ветру, как настоящие. Потом они построили винтовой корабль. Жестяной винт приводился в движение резинкой, туго намотанной на катушку. Этот корабль мог идти своим ходом целых тридцать секунд.
Потом им пришлось расстаться: Коля уехал на Урал, а Стёпочка остался в Ярославской области. Они переписывались. Стёпочка рисовал корабли и морские сражения и присылал свои картинки Коле. Он великолепно знал все типы кораблей и срисовывал их с открыток и плакатов, которые присылал ему отец, служивший в Черноморском флоте. Весной 1942 года отец Стёпочки был убит, и Стёпочка написал об этом Коле. В родной город вернулся он вместе со своей тётей — матери у него не было — уже месяц назад.
Едва Коля успел умыться, как Стёпочка снова появился под окном. Коля махнул ему рукой, и Стёпочка вошёл в комнату. От радости и застенчивости они только кивнули друг другу и остановились возле кушетки, не зная, что сказать и сделать.