Ответа на свой вопрос Берсеньев не находил, мелькнула лишь неясная мысль о каких-то электрических флюидах, исходящих из мозга человека, переживающего сильное горе, и, видимо, непроизвольно включающих в механизме Уру определенную программу действий, равносильную команде: «Развлекать!» Но эта мысль в представлении Берсеньева ассоциировалась со спиритизмом и прочей чертовщиной, и он отбросил ее.
Как бы то ни было, геологи теперь знали, что Суо спасся во время извержения, что весь остальной экипаж погиб и что мальчик остался один, погребенный вместе со звездным кораблем-городом в потоках лавы. Умер он потом где-то здесь, но останков его найти пока не удавалось. Бесследно исчез вместе с мальчиком и Уру…
Берсеньев инстинктивно чувствовал, что Суо перед смертью укрылся в «музыкальной пагоде». Проникнуть в «пагоду», казалось, не было никакой возможности: ее стены, ее крыша не реагировали ни на тепло, ни на звуки. И тем не менее именно там, вероятно, крылась разгадка исчезновения Суо и Уру, — в этом ни Берсеньев, ни Петя, ни остальные уже не сомневались.
— Но эта музыка? Неужели она звучит уже сотни лет? — сказал как-то Берсеньев.
Арнаутов ответил:
— Я бы не удивился, Клавдий Владимирович. Ведь горят же здесь, под куполом, неугасимые фонари. Я не думаю, что музыку и свет здесь кто-то включил по случаю нашего появления на палубе межпланетного корабля…
Пока Берсеньев с Петей возились с «иллюзионами», Арнаутов и Майгин штурмовали машинные отделения корабля-города. Арнаутов занялся задачей чрезвычайной важности: выяснить, какие источники энергии питали и питают все многочисленные установки этого чуда техники, начиная с его чудовищно мощных двигателей и кончая осветительными шарами, «музыкальной пагодой», вентиляцией и так далее. Попутно инженер и геолог тщательно исследовали несколько больших аппаратов непонятного назначения, расположенных в помещении рядом с ракетными отсеками. Если ракетные двигатели корабля-города замерли и бездействовали, видимо, уже несколько веков, то эти таинственные аппараты — громадные шкафы с бесчисленными оконцами — явно жили и продолжали какую-то бесшумную, непонятную и бесконечную работу. Доказательством тому служили короткие световые и звуковые сигналы, похожие на работу телеграфа. Заглянув внутрь одного такого шкафа, Арнаутов увидел там тысячи тысяч тончайших цветных волосков, перепутанных и тянувшихся по всем направлениям. Было ясно, что это провода, которые приводят в действие все сигналы. Но что означали эти сигналы и где находится аккумулятор, который их питает, понять было невозможно…
Утром того дня, когда ламут принес письмо от Нины Росс, между Арнаутовым и Майгиным произошел весьма знаменательный разговор. Арнаутов снимал план какого-то сложного устройства в ракетном отсеке, Майгин помогал ему, и вдруг Арнаутов, сунув карандаш в карман куртки, спросил:
— Если не ошибаюсь, вы, Майгин, слышали о моем проекте ракетного корабля еще задолго до нашего знакомства?
— Да. Еще до вашего осуждения. Но я, Константин Платонович, по правде сказать, считал ваши идеи столь же осуществимыми, сколь осуществимо второе пришествие господа нашего Иисуса Христа.
— Понятно. Вы незнакомы с их технической стороной и научным обоснованием. У меня не было возможности опубликовать свои труды. Ну, а сейчас?..
— Сейчас, когда я многое узнал, я верю в то, что ваша идея будет осуществлена в самые ближайшие двести или триста лет, — с усмешкой ответил Майгин.
— Через двести-триста лет? — Арнаутов впился в глаза собеседника яростным, почти ненавидящим взглядом. — Вот как? А мне казалось, что вы, Майгин, умнее и смелее…
— Что вы, Константин Платонович! — трясясь от сдерживаемого хохота, запротестовал Майгин. — Я труслив и глуп, как любой гостинодворский приказчик.
— Я хочу говорить с вами серьезно, Майгин, а вы шутите…
— Извольте, Константин Платонович… Кстати, вы меня не поняли. Я верю в то, что люди будут совершать межпланетные полеты, но это дело не близкого будущего…
— Послушайте, Майгин! — нетерпеливо прервал его Арнаутов. — Вы нашли в земле это сооружение. По праву оно принадлежит вам, Берсеньеву и студенту. Но что вы собираетесь с ним делать?
— Не знаю. — Майгин озадаченно почесал затылок. — Ни мне, ни Берсеньеву этот вопрос и в голову не приходил. Пока мы считали его археологическим объектом, мы предполагали передать дальше это дело археологам для изучения. А сейчас… право, не знаю. А вы что предложили бы?