– Тишина какая, – сказала Зоя протяжно. – Правда, Юниор, у нас чудесно?
– Да, – согласился он. – Вы даже не знаете как.
– О нет. – Зоя тихо рассмеялась. – Я-то знаю…
Они поднялись на крылечко, взошли на широкую, открытую веранду. Низкий овальный стол, соответствующие по высоте кресла, еще какая-то мебель; Юниору очень хотелось внимательно рассмотреть каждую вещь, каждый предмет обстановки, но неудобно было пялить глаза. Ладно, решил он, успею еще, это никуда не денется… Фикция, да; легкий шарф, повисший на спинке одного из кресел, отодвинутого дальше других, раскрытая – обложкой вверх – книжка на столе, рядом – тяжелая глиняная ваза с цветами. Фикция?
– Присядьте, Юниор. Вы не обижаетесь, что я вас все так – по прозвищу? Но я, честное слово, не знаю, как вас зовут.
– Я и сам забыл, – серьезно сказал Юниор. – И потом, мне нравится всегда быть младшим. По-моему, это должно обещать вечную молодость.
– Ах, если бы в жизни сбывалось все, что обещано. – Зоя искоса взглянула на него. – А вы сами – выполняете обещания?
– Стараюсь. – Невольно Юниор переходил на ее тон – непринужденный, чуть несерьезный, ни к чему не обязывающий, и все же… Он не хотел такого разговора, но переломить настроение был не в силах, с самого начала уровень и характер общения определяла Зоя.
– Сохраню это в памяти. Садитесь же. Рада была бы предложить вам газеты или какое-нибудь зрелище, но мы здесь принципиально изолируемся от всего подобного. Отдых так отдых. Хотя от вас мы и тут не укрылись… Вы ведь сегодня стартуете?
– Сегодня?
– Разве что-нибудь изменилось?
– Нет, – ответил Юниор. – Все осталось по-прежнему.
– Чему же вы удивляетесь? Думаю, что я не ошиблась. Георг собирался ехать проститься с вами, помахать рукой…
Ну да, Георг присутствовал на старте. Значит, буквально в последний день он снял со своей жены матрицу. Да еще ухитрился сделать это так, что у нее ничего не сохранилось в памяти, иначе она непременно упомянула бы. Впрочем, может быть, еще скажет…
– Всю жизнь буду гордиться тем, что последний раз перед стартом вы позавтракали у меня. И более того: последнюю на нашей планете ночь проспали в моем саду… – Она улыбнулась. – Хотя нет. Не бойтесь. Я не стану рассказывать об этом. Напротив. Буду молчать. Иначе ведь могут не поверить, что это получилось, ну, просто так. А Георгу достаточно будет услышать от кого-то даже самое глупое предположение, чтобы… – Она резко переменила тему. – Ну я шучу, вы уже поняли. Бегу, бегу. Воображаю, какой голод испытываете вы, а я все болтаю. Не обижайтесь, Юниор, милый. Значит, так: кофе, тартинки… Но прежде – салат.
Юниор только кивал.
– А против рыбы вы станете возражать? У нас прекрасная рыба.
– Рыба?..
– Решено. Одним словом, вы капитулируете. Сдаетесь на милость победителя.
Юниор поднял руки.
– Охотно.
– Вы поступаете правильно. Все равно вам пришлось бы признать поражение, но после напрасных жертв. В награду вам я сразу же после завтрака разбужу Георга, раз уж он вам так нужен. И вы совершенно не потеряете времени. За едой Георг все равно никогда не говорит о делах…
Она одарила Юниора еще одной улыбкой и исчезла в доме. Красивая женщина, – подумал Юниор. – Помню, как она поднималась тогда на крыльцо. Почти как сейчас. Забавно. Встретить знакомого человека там, где никого встретить не ожидаешь – кроме разве Курьера, но и того тоже не ожидаешь: это – потом. Не человека же, какой она человек! – снова всплыло у него в голове и снова кануло куда-то, потому что Зоя вошла, катя столик, на котором уже было приготовлено все для завтрака. Всякая посуда, пустая и полная, а посреди – фарфоровый кофейничек, распространявший вкусный запах. Зоя быстро расставила все, как полагалось, села, улыбнулась:
– Вы у меня в гостях, так что я поухаживаю за вами.
Юниор только кивнул, улыбаясь широко и неосознанно, не зная, что принято в таких случаях отвечать: забыл, забыл все на свете, дикарь… Зоя положила что-то на его тарелочку, еще и еще, налила кофе – пряный запах ударил в ноздри. Юниор, не размышляя, потянулся за чашкой, поднес к губам. Розовая полоса на тыльной стороне недавно обожженной кисти руки оказалась перед глазами. Рука дрогнула. Медленно распрямилась, ставя чашку на место.
– Спасибо, Зоя…
Она обиженно подняла брови.
– Претензии к рецепту? Или вы вообще не пьете кофе? Можно чай, соки…
– Нет, Зоенька. Ваше очарование чуть было не заставило меня забыть… (о чем же забыть, черт возьми?) о моей диете. Она неизбежна при таком старте, какой предстоит мне.
– Неужели в день старта вы обязаны поститься?
– Вот именно! Разве Георг не говорил вам?
– Ни слова. Но я спрошу у него! Как нелепо… Но хоть что-нибудь! Чтобы мне не казалось, что вы обижены.
– Ну что вы, Зоя. На что я мог бы обидеться?
– Не знаю. Бывает… Может быть, вас смущает, что я принимаю вас в отсутствие Георга? Но он же дома, он просто спит.
Как же, спит он, хотелось ответить. Хотя как знать – Георг мог задать Комбинатору и свою собственную матрицу, от него можно всего ожидать, теперь я это понял…
– И что же? – ответил он вслух. – Почему его отсутствие должно смущать меня? – Он постарался улыбнуться как можно очаровательнее. – Может быть, наоборот, оно придает мне смелости! Но вы ешьте, Зоя, пусть мой отказ вас не смущает – необходимость! Честное слово, я с громадным удовольствием присоединился бы к вам.
– Я и правда проголодалась… – Она положила себе на тарелку чего-то – зеленого с белым.
– Разрешите мне поухаживать за вами.
– С удовольствием… Да, пожалуйста… Нет, это – потом…
Юниор налил ей кофе. Рука не дрожала. А в груди бешено колотилось сердце. Ну и мир! Такие провокации! Еще секунда – и я выпил бы! И конец всему. Нет, не всему – мне конец. Сожгло бы. Пусть вода здесь и натуральная, но кофе наверняка такой, как и всё вокруг. Разорвало бы на кусочки. И Зое пришлось бы вместо завтрака наводить здесь чистоту…
– Чему вы улыбаетесь, Юниор?
– Так… может быть, тому, что вы подозреваете меня в обидчивости. Или в пристрастии к этикету.
– Не знаю… У вас могли быть какие-то… личные отношения с Георгом. Он, знаете, не из легких людей. Подчас с ним бывает трудно даже мне. И на работе иногда…
– На работе бывает все что угодно.
– И все же он не из легких… У вас не возникало с ним никаких осложнений?
– Из-за чего?
– Помните – на банкете мы танцевали с вами, потом еще немного поболтали…
– И что же? По-вашему, это могло ему не понравиться? Он говорил вам что-нибудь по этому поводу?
Зоя ответила не сразу:
– Сейчас как раз такой период, когда мы не очень много разговариваем. Когда он занят серьезной работой, дома он почти немеет. Нет, мне он не сказал ни слова. О нас с вами – я это имею в виду.
– Простите.
– За что же?
– Предложить вам еще что-нибудь?
– Благодарю, но я сыта. Не позволяю себе много есть. Пресловутая линия…
– У вас она, я бы сказал, идеальна.
– Спасибо за комплимент, но к такой я стремлюсь.
– Это так важно?
– Мужчине никогда не понять таких вещей. Не примите за упрек: у нас от природы разное мышление.
Милая девочка, сожалел Юниор, какая же ты природа? Ты – продукт даже не вторичный, а третьего порядка, а природа тут – то, что за куполом. Но насколько же ты приятнее той природы!
– Да, – сказал он со вздохом, – в этом смысле мы глубоко ущербны. И все же – разве мы не умеем ценить красоту?
Интересно, отметил он для себя, как-нибудь потом надо будет потолковать со специалистами. Точно зная, что она – всего лишь фикция, я веду себя с нею так, как если бы она была самой настоящей женщиной. Что это – влияние красоты? Но ведь в самом деле – настоящая, только происхождение ее не то и условия существования крайне ограничены: до поры, пока не снято поле. А во всем остальном – женщина. И с ней можно…
Эта простая мысль ударила его, как боксер, прямо в одну из самых уязвимых точек – и он поплыл в «грогги» и перестал дышать.
– Умеете, хотя и не все. И часто – не так, как следует. Слишком утилитарно. Венеру ведь вы не примеряли к себе в постели?