Туман… Тамань… Пустыня внемлет Богу.– Как далеко до завтрашнего дня!..
И Лермонтов один выходит на дорогу,Серебряными шпорами звеня.
«Оттого и томит меня шорох травы…»
Оттого и томит меня шорох травы,Что трава пожелтеет и роза увянет,Что твое драгоценное тело, увы,Полевыми цветами и глиною станет.
Даже память исчезнет о нас… И тогдаОживет под искусными пальцами глинаИ впервые плеснет ключевая водаВ золотое, широкое горло кувшина.
И другую, быть может, обнимет другойНа закате, в условленный час, у колодца…И с плеча обнаженного прах дорогойСоскользнет и, звеня, на куски разобьется.
«Охотник веселый прицелится…»
Охотник веселый прицелится,И падает птица к ногам.И дым исчезающий стелетсяПо выцветшим низким лугам.
Заря розовеет болотная,И в синем дыму, не спеша,Уносится в небо бесплотная,Бездомная птичья душа.
А что в человеческой участиПрекраснее участи птиц,Помимо холодной певучестиНемногих заветных страниц?
«Распыленный мильоном…»
И. Одоевцевой
Распыленный мильоном мельчайших частиц,В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире,Где ни солнца, ни звезд, ни деревьев, ни птиц,Я вернусь – отраженьем — в потерянном мире.И опять, в романтическом Летнем Саду,В голубой белизне петербургского мая,По пустынным аллеям неслышно пройду,Драгоценные плечи твои обнимая.
«Это только синий ладан…»
Это только синий ладан,Это только сон во сне,Звезды над пустынным садом,Розы на твоем окне.
Это то, что в мире этомНазывается весной,Тишиной, прохладным светомНад прохладной глубиной.
Взмахи черных весел шире,Чище сумрак голубой…Это то, что в этом миреНазывается судьбой.
Я тебя не вспоминаю,Для чего мне вспоминать?Это только то, что знаю,Только то, что можно знать.
«Край земли. Полоска дыма…»
Край земли. Полоска дымаТянет в небо, не спеша.Одинока, нелюдимаВьется ласточкой душа.
Край земли. За синим краемВечности пустая гладь.То, чего мы не узнаем,То, чего не нужно знать.
Если я скажу, что знаю,Ты поверишь. Я солгу.Я тебя не вспоминаю,Не хочу и не могу.
Но люблю тебя, как прежде,Может быть, еще нежней,Бессердечней, безнадежнейВ пустоте, в тумане дней.
«Эмалевый крестик в петлице…»
Эмалевый крестик в петлицеИ серой тужурки сукно…Какие печальные лицаИ как это было давно.
Какие прекрасные лицаИ как безнадежно бледны —Наследник, императрица,Четыре великих княжны…
Николай Клюев
«Есть на свете край обширный…»
Есть на свете край обширный,Где растут сосна да ель,Неисследный и пустынный, —Русской скорби колыбель.
В этом крае тьмы и горяЕсть забытая тюрьма,Как скала на глади моря,Неподвижна и нема.
За оградою высокойИз гранитных серых плит,Пташкой пленной, одинокойВ башне девушка сидит.
Злой кручиною объята,Все томится, воли ждет,От рассвета до заката,День за днем, за годом год.
Но крепки дверей запоры,Недоступно – страшен свод,Сказки дикого простораВ каземат не донесет.Только ветер перепевныйШепчет ей издалека:«Не томись, моя царевна,Радость светлая близка.
За чертой зари туманной,В ослепительной броне,Мчится витязь долгожданныйНа вспененном скакуне».
«Мне сказали, что ты умерла…»
Мне сказали, что ты умерлаЗаодно с золотым листопадомИ теперь, лучезарно светла,Правишь горным, неведомым градом.
Я нездешним забыться готов,Ты всегда баснословной казаласьИ багрянцем осенних листовНе однажды со мной любовалась.
Говорят, что не стало тебя,Но любви иссякаемы ль струи:Разве зори – не ласка твоя,И лучи – не твои поцелуи?
«Я люблю цыганские кочевья…»