«То в виде девочки, то в образе старушки…»
То в виде девочки, то в образе старушки,То грустной, то смеясь – ко мне стучалась ты:То требуя стихов, то ласки, то игрушкиИ мне даря взамен и нежность, и цветы.
То горько плакала, уткнувшись мне в колени,То змейкой тонкою плясала на коврах…Я знаю детских глаз мучительные тениИ запах ладана в душистых волосах.
Огонь какой мечты в тебе горит бесплодно?Лампада ль тайная? Смиренная свеча ль?Ах, все великое, земное безысходно…Нет в мире радости светлее, чем печаль!
«Обманите меня… но совсем, навсегда…»
Обманите меня… но совсем, навсегда…Чтоб не думать зачем, чтоб не помнить когда…Чтоб поверить обману свободно, без дум,Чтоб за кем – то идти в темноте наобум…И не знать, кто пришел, кто глаза завязал,Кто ведет лабиринтом неведомых зал,Чье дыханье порою горит на щеке,Кто сжимает мне руку так крепко в руке…А очнувшись, увидеть лишь ночь и туман…Обманите и сами поверьте в обман.
Кастаньеты
Е. С. Крутиковой
Из страны, где солнца светЛьется с неба жгуч и ярок,Я привез себе в подарокПару звонких кастаньет.Беспокойны, говорливы,Отбивая звонкий стих, —Из груди сухой оливыСталью вырезали их.Щедро лентами одетыС этой южной пестротой;В них живет испанский зной,В них сокрыт кусочек света.И когда Париж огромныйВесь оденется в туман,В мутный вечер, на диванЛягу я в мансарде темной,И напомнят мне онеИ волны морской извивы,И дрожащий луч на дне,И узлистый ствол оливы,Вечер в комнате простои,Силуэт седой колдуньи,И красавицы плясуньиСтан и гибкий и живой,Танец быстрый, голос звонкийГрациозный и простой,С этой южной, с этой тонкойСтрекозиной красотой.И танцоры идут в рядОблитые красным светом,И гитары говорятВ такт трескучим кастаньетам,Словно щелканье цикадВ жгучий полдень жарким летом.
«Я, полуднем объятый…»
Я, полуднем объятый,Точно крепким вином,Пахну солнцем и мятой,И звериным руном.
Плоть моя осмуглела,Стан мой крепок и туг,Потом горького телаВлажны мускулы рук.
В медно – красной пустынеНе тревожь мои сны —Мне враждебны рабыниСмертно – влажной Луны.
Запах лилий и гнилиИ стоячей воды,Дух вербены, ванилиИ глухой лебеды.
Зинаида Гиппиус
Игра
Совсем не плох и спуск с горы:Кто бури знал, тот мудрость ценит.Лишь одного мне жаль: игры…Ее и мудрость не заменит.
Игра загадочней всегоИ бескорыстнее на свете.Она всегда – ни для чего,Как ни над чем смеются дети.
Котенок возится с клубком,Играет море в постоянство…И всякий ведал – за рулем —Игру бездумную с пространством.
Играет с рифмами поэт,И пена – по краям бокала…А здесь, на спуске, разве след —След от игры остался малый.
Между
Д. Философову
На лунном небе чернеют ветки…Внизу чуть слышно шуршит поток.А я качаюсь в воздушной сетке,Земле и небу равно далек.
Внизу – страданье, вверху – забавы.И боль, и радость – мне тяжелы.Как дети, тучки тонки, кудрявы…Как звери, люди жалки и злы.
Людей мне жалко, детей мне стыдно,Здесь – не поверят, там – не поймут.Внизу мне горько, вверху – обидно…И вот я в сетке – ни там, ни тут.
Живите, люди! Играйте, детки!На все, качаясь, твержу я «нет»…Одно мне страшно: качаясь в сетке,Как встречу теплый, земной рассвет?
А пар рассветный, живой и редкий,Внизу рождаясь, встает, встает…Ужель до солнца останусь в сетке?Я знаю, солнце – меня сожжет.