Едва лев исчез, его обидчик предался необузданному веселью. Он катался по земле, взбрыкивая ногами, и едва не задыхался от хохота. И мои плечи тоже тряслись. Все, что случилось, было в самом деле уморительно, к тому же нервы мои щекотала доля примешанного к этой комедии смертельного риска.
Осознав, что лев уже не сможет меня услышать, я без стеснения прыснул со смеху.
— Прекрасное хобби, приятель, — польстил я затейнику, — но на жизнь этим не заработаешь.
Мой сосед так и вздрогнул от неожиданности. Подскочив, он завис над землей, немного отпрянув от меня, — не понимаю, как ему удалось это сделать. Впрочем, он тут же вновь плюхнулся на траву.
— А я его заставил разговориться, верно? — захихикал он. — Хорошо я его пощекотал.
Мы находились в тени, но видел я незнакомца достаточно отчетливо. Это был коротышка с непомерно большой головой и широкими плечами. Судя по очертаниям его башки, волосы у него были густые и спутанные. При этом уши — странные уши, надо сказать, — выступали из шевелюры торчком.
— Чем же ты его кольнул? — полюбопытствовал я.
— Преотличным терновым шипом, длиной в три дюйма. Вогнал его в ножны по самую рукоятку… А горячий у него нрав, верно?
Я вспомнил, с какой яростью крутился и махал лапами лев.
— Да, несколько вспыльчив, — согласился я. — Но не сократят ли тебе жизнь подобные шутки?
Он фыркнул.
— Ты имеешь в виду этот спектакль? Уверяю тебя, меня немногие переживут.
— Значит, люди в этих краях рано умирают.
— Вовсе нет. — Он сел, обхватив колени. — Жизнь моя измеряется не годами, а столетиями. Я здесь главный старожил.
— Горько, наверное, быть сиротой, — посочувствовал я ему. Если длинную небылицу делить пополам, в одной из половинок, возможно, сыщется немного правды. — Если ты и в самом деле древнейший из коренных жителей, — продолжал я, — ты, наверное, подскажешь мне, как добраться туда, куда я направляюсь. Кому я ни называл это место — никто о нем ничего не знает.
— Если и я о нем ничего не знаю, то его просто-напросто не существует, — заявил балагур. — Вся эта страна знакома мне до боли — не хуже, чем львиному заду — терновый шип. Спрашивай о чем угодно. Мне хорошо известен рацион Гери и Френки; известно и то, что делал Джек Уилтон в доме Понтия Пилата. Я знаю, как Дагда нарек свою арфу и на какую ставку играл Сетна. Я знаю, с кем связался Куварбис и почему у Ильмаринена было много хлопот со второй женой. А что тебя интересует?
— У меня назначена встреча с приятелем — если он еще жив, конечно, — в Хеороте. Известно тебе такое название?
— Мне? — фыркнул он. — Ты бы еще спросил, известно ли мне, о чем мечтают незамужние девушки. Нет-нет, вовсе не о том, о чем ты подумал. Что ж, если ты хочешь попасть в Хеорот…
Я ничего не слышал, но он вдруг вскочил на ноги:
— Тсс! Мне подают сигнал. Я должен улепетывать во все лопатки.
— Эй, ты, колдун! Погоди!
Расстаться со знающим проводником, который прервал речь на полуслове, — это уже слишком! Я попытался схватить его, но он был уже далеко.
9. С проводником и без проводника
Когда досада утихла, я лег, но сон не шел ко мне. Все в природе словно сговорилось, чтобы отогнать от меня дремоту. Воздух был мягок, как дыхание женщины. В журчании ручья мне слышались девичий говор и смех. Листва шуршала, будто шелковые юбки. Папоротники в лунном свете были похожи на золотистые локоны. Камень, залитый луной, был округл и гладок, как обнаженное плечо. Я недовольно приподнял голову.
Слишком уж здесь было беспокойно для укромного лесного уголка. Послышались шорох листвы и потрескивание веток. Кто-то снова шел сюда. И не один, а двое… Сначала голоса звучали неразборчиво, но вскоре я мог отчетливо слышать каждое слово.
— Подожди! — умолял мужской голос. — Любимая моя… Вот несчастье! Ты не хочешь даже выслушать меня!
Девушка, которая шла впереди, отпрянула в сторону.
В надежде, что это Розалетта, я вскочил на ноги. Да, это была она! Мне оставалось только сесть и забыть о чужих делах.
— Отчего ты так переменилась? — спросил мужчина, догнав ее. — Чем ты недовольна?
— Твоим существованием, — резко бросила она. Влюбленные ушли, препираясь. Я с нетерпением ждал новых событий: быть может, снова вернется укротитель львов? Так оно и случилось.
Вскоре я услышал, как девушка бежит обратно. Вся в слезах, она не разбирала дороги. У меня на глазах она споткнулась и упала.
— Ах, Окандо! — сквозь рыдания простонала она. — Как мог ты меня так обидеть!
— Розалетта! Что случилось? — воскликнул я, устремившись к ней. Она плакала столь безутешно, что даже не поинтересовалась, кто я такой.
— Окандо ушел, — всхлипнула она, вставая на колени, — и я не могу понять, куда он девался!
— Да, это уж черт знает что. Любимая моя, но нельзя же так расстраиваться из-за пустяков!
Я понятия не имел, как надо утешать горюющих девушек, и все же склонился над ней. Однако вместо ласковых слов пришлось заорать:
— Прочь, или я расщеплю тебя на атомы!
Опять появился этот проклятый шутник! Но теперь он не шел, а летел. Взмыв над Розалеттой, он на миг замер. Я подпрыгнул, желая схватить его, но он порхнул, будто колибри с цветка, со смехом повернулся и исчез.
Розалетта не вскрикнула и не завертелась на месте: значит, все было в порядке. Но я опустился рядом с нею на колени.
— Он причинил тебе боль?
— Кто? — Она перестала плакать и, вскинув голову, улыбнулась.
— А, Серебряный Вихор! Как я рада, что ты здесь.
В голосе ее прозвучало чувство, новое для меня.
Сердце мое забилось учащенно, хотя я понимал, что она рада сейчас кому угодно.
— Что стряслось с твоим другом? — спросил я. — С чего это вдруг твой женишок задал тягу?
— Какой женишок? — изумленно переспросила Розалетта, пока я помогал ей подняться.
— Как какой? Окандо, конечно.
Я был окончательно сбит с толку, но не мог сохранять раздраженный тон: ведь я держал Розалетту в своих объятиях. Она не пыталась высвободиться, и я на всякий случай медлил.
— Совсем недавно ты мне сообщила, что завтра вы собираетесь пожениться.
— Да, совсем недавно. Но это была не я. Я родилась только теперь — в ту минуту, когда открыла глаза и увидела тебя.
К ее словам я не отнесся всерьез. Слишком часто я когда-то обманывался, чтобы принимать все за чистую монету. Но меня убедил ее голос. Скажи она просто:
«Что хорошего в Мадвилле!» и я бы по интонации понял, что она говорит с любимым.
Нет, ошибки быть не могло. Во всяком случае, я не хотел, не должен был ошибаться. Иначе — впереди меня ожидала медленная, мучительная смерть. Неожиданность того, что произошло, заставляла поверить в невероятное.
— Розалетта! — потрясенно вымолвил я. — Душа моя…
Фраза оборвалась: губы наши слились в поцелуе. Но не вспыхнувшее внезапно желание соединило нас. Мы осознали, что нераздельно принадлежим друг другу. Существовать порознь мы уже не могли. Жизнь наша могла продолжаться только со вторым поцелуем.
Когда в десятый или сотый раз — как не сбиться со счета? — я закрыл глаза, чтобы лучше ощутить непередаваемую сладость бытия, что-то скользнуло у меня по щеке. Розалетта, наверное, тоже почувствовала щекотку, потому что резко отпрянула от меня. Гневно обернувшись, чтобы прихлопнуть докучливую мошку, — как смела она нам помешать? — я снова увидел удалявшуюся от нас знакомую фигуру.