– Карел, – Лека останавливается, – я хочу задать тебе один вопрос. Не в обиду и не для ответа. Ты осознаешь риск?
Карел пожимает плечами:
– Думаю, да.
– Не уверен, – бурчит Лека. – Ладно… в конце концов, он же твой отец. Хотя, скажу честно, не нравится мне эта затея.
– Предложи что-нибудь лучшее, – Карел почти кричит. – Хоть что-то! Что угодно, лишь бы был толк!
– Карел… всё, что приходит мне на ум, еще хуже.
– Вот и молчи.
– Молчу, – вздыхает Лека. – Просто я боюсь, вот и всё. Кошки душу дерут. Глупо, наверное.
А я смотрю на Карела, упрямо сжавшего губы, – и вспоминаю обидные слова деда: «Щенок, он шагу не ступит против воли старого волка». Ты ошибся, дед. И, прах меня забери, я этому рад.
– Лека, это его страна, – говорю. – Он прав. Ты прав, Карел, слышишь? Уж кто-кто, а ты имеешь право беспокоиться о будущем Таргалы.
– Я и не говорю, что не прав. – Лека передергивает плечами. – Просто мне тревожно.
– Да и мне не так чтоб спокойно, – хмуро признается Карел. – Вы-то как, устроились? Может, все-таки ко мне?
– Если б ты только знал, как мы устроились, – улыбаюсь, вспомнив вчерашний ужин и сегодняшний завтрак, – ты сам сбежал бы к нам. Серьезно тебе говорю!
Улица выводит нас к порту. Здесь, верно, вообще не спали… Карел рассеянно обозревает бестолковую на наш неопытный взгляд сутолоку и сворачивает на мощеную ровной известняковой плиткой набережную.
Я приостанавливаюсь, рассматривая стоящий у причала корабль. Никогда не думал, что они настолько… так огромны. Потемневший борт нависает над головой, как крепостная стена, а свернутые паруса кажутся отсюда, снизу, вровень с облаками.
– Нравится? – рядом останавливается молодой, чуть старше Карела парень. – Моя. Игрушка!
Таким голосом Вагрик говорил о своем Ясмине…
– Хорошенькая игрушка, – бормочу я. – С такой управиться…
– Да ладно! – Парень довольно усмехается. – Ты, видать, приезжий? Надолго в Готвянь?
– Как получится, – неопределенно отвечаю я.
– А потом?
– В Корварену.
– Я думал, может, морем куда собрался. Ищу фрахт.
Я хочу спросить, что за штука такая – фрахт, но тут к нам подбегает мальчишка и дергает моего собеседника за рукав:
– Вик, слышь, Вик! Тебя в конторе какой-то хмырь спрашивает! Важный – страх! Конторские перед ним на цырлах!
– Вот прям-таки меня?
– Ну!
– Бывай, парень! – Вик хлопает меня по плечу, поворачивается и шагает прочь. А я бегу догонять ребят.
– Когда ты думаешь… этот разговор? – спрашивает Лека.
– Лучше, наверное, вечером… То есть, конечно, лучше было бы с утра, но на утро отец уже назначил прием старшин.
– Завтра утром, – быстро говорит Лека.
– Нет. Мне бы до вечера не раздумать… Лека, ну неужели я совсем уж трус: так выгадывать время для разговора с собственным отцом!
– Я бы назвал это дипломатией, – серьезно отвечает Лека. – Уж больно разговор серьезный.
– Сегодня вечером, – Карел поправляет берет и зло щурится.
– Тогда так… – Лека кладет ладонь Карелу на плечо, сжимает. – Мы будем ждать тебя. Возле ратуши, у фонтана. С обеда… мало ли, вдруг ты раньше… и – хоть до ночи. Хоть до утра, Карел, слышишь? Обещай мне… – Лека запинается.
– Что?
– Обещай, что ты выйдешь к нам после этого разговора, что бы ни случилось. Обещай, что тебе помешает выйти только арест.
– Арест?! Лека… ты спятил.
– Может быть. Так обещаешь? Карел?
– Лека, что за ерунда… хорошо, обещаю. Но с чего ты…
– Я извинюсь, если окажется, что ерунда, – глухо отвечает Лека. – С удовольствием извинюсь.
5. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
Брат библиотекарь провожает нас до садовой калитки.
– Знаешь, Серж, я…
– Анже! Ну отвлекись ты хоть на пару минут от этого дознания. Посмотри, что за благодать вокруг… хочешь, я тебя с Серебряной Струной познакомлю? А то слов нет, как надоело его сагу по полпорции в день получать.
Пожалуй, я и в самом деле отвлекся на пару минут – на раздумья о знакомстве с Мишо. Но… нет, не ко времени! Не до того.
– Гнетет меня Лекина тревога, Серж. Будто и впрямь что случится. Да ведь и может: уж то, что Лютый на мир с Подземельем не пошел, мы знаем точно!
– А я, чтоб ты знал, о тебе тревожусь. Гонишь… как там Лека твой говорил: «Как на вражьи похороны»?
Я улыбаюсь.
– Серж, я обещаю – обещаю, слышишь? – рассчитывать свои силы. Усталым я туда не полезу.
– И на том спасибо, – шутливо благодарит Серж. – Значит, к тебе и за работу?
– Да. Я отдохнул у брата библиотекаря, и до ужина полно времени. Жаль, что нет у нас хоть чего из вещей Карела…
6. Вечер в «Морском змее»
– Он выгнал меня, – произносит Карел – незнакомым, чужим и мертвым голосом.
– То есть? – Лека откровенно радуется: ведь взаправду ждал ареста Карела, и последний час мы всерьез обсуждали, как могли бы его вытащить. – Не захотел говорить?
– Да нет, – бесцветно возражает Карел, – поговорили.
Рука его поднимается к непокрытой голове – и падает. Прах меня забери!.. Я оглядываюсь на ратушу. Кажется, я понимаю, как они поговорили.
– Уйдем отсюда, – говорю. – Потом все разговоры. Карел, пошли с нами… Ну, встряхнись! Пойдем.
Его приходится брать за локоть и тащить.
– Куда? – наконец спрашивает он.
– В «Морского змея». К нам. Хочешь выпить?
– Да… Нечистый меня задери, да.
– Ну так вперед!
Я ускоряю шаг, свирепо глянув на Леку: «Молчи пока!» – но Лека, кажется, и сам уже понял.
Мы долго идем молча. Первым заговаривает Карел.
– Он выслушал. А потом… Свет Господень, таким я его не видел! Поговорили, да! – И Карел хрипло смеется.
Я распахиваю дверь «Морского змея», впихиваю Карела внутрь.
– Ты боялся моего ареста? – Карел берет Леку за плечи, трясет. – Нет, он всего лишь меня выгнал. Вытурил. Взашей, Нечистый меня раздери…
– Тебя, кажется, это удивило? – спрашивает Лека. – Выпьешь?
– Да. На оба вопроса – «да».
Мик, молодой хозяин, уже подбегает с вином. Видно, углядел – что-то не так.
– Еще вина, – приказывает Лека. – И закуски. Плотной.
– Сию минуту!
Карел выпивает кубок вина залпом, как воду. Вряд ли он чувствует вкус. У него трясутся руки, вино переливается на подбородок, капает на воротник.
– Налей еще, – просит он.
Мчится слуга, сгружает на стол еще два кувшина вина, поднос с холодным мясом, хлебом и сыром, тарелки с жареной рыбой. Я кладу на хлеб два куска мяса, протягиваю Карелу:
– На, заешь. Не надо тебе напиваться. Легче все равно не станет, серьезно тебе говорю.
– Не станет, – кивает Карел. Берет еще кубок. Выпивает. Роняет кубок на стол; недопитый глоток растекается по стоешнице кровавой лужицей. Карел смотрит на хлеб с мясом и снова тянется к вину.
– Хватит! – Лека придерживает его руку. – Серега дело говорит. Заешь. И скажи все-таки: чему ты удивлен? Я говорил тебе, что толку не будет.
– Я… ну да, я удивлен. Я, нечистый меня задери, больше чем удивлен… я поражен, ошеломлен и не знаю что еще. Он должен бы понимать, что ждет нас. А он… – Карел берет-таки хлеб, но до рта не доносит; руки дрожат, мясо падает на стол, в винную лужицу, расплескивая кровавые брызги. – Он чуть не убил меня. Он… Я видел его всяким, но никогда – таким. Или… или вы тоже считаете меня трусом? Бесхарактерным слизняком, гномьей соплей? – Карел смеется, хрипло, мотая головой… В глазах его блестят слезы. – Вот я удивлен, а ты, – он тычет трясущимся пальцем в Леку, – нисколечко! Он ведь отрекся от меня по всей форме – а ты не удивлен. Почему, а?
– Сказать тебе? – Лека смотрит на Карела долгим взглядом, наливает себе вина. – Хорошо. Я скажу, почему не удивлен, почему говорил, что толку не будет… Почему не стану звать тебя к себе домой, хотя очень этого хочу… Знаешь что, Карел, нечего нам здесь делать. Закончим ужин в комнате. Хозяин!