– Послание?…
– От Карела, – подтверждаю я.
Сержант, развязывая мне руки, бросает:
– Он не очень-то почтителен, капитан.
Но голос его совершенно счастлив, и я понимаю – он любит своего принца, и он тоже думал, что Карел мертв.
– Если его вести правдивы, мы с тобой простим ему это, – отвечает сэр Оливер, задумчиво меня разглядывая.
– «Мы простим», видали вы! – возмущаюсь я, осторожно потряхивая руками и вслушиваясь в ощущения. – Да вы меня так отделали…
– Послание! – прерывает капитан.
Руки не слушаются, и я бормочу:
– На груди, возьмите сами, сэр. Можно, я сяду?
Капитан не успевает ответить. Ноги уже не держат меня, и я оседаю прямо на пол. Боль наваливается вся разом, старый рыцарь и в самом деле здорово меня отделал… но сейчас он вдруг оказывается рядом со мной на коленях, заглядывает в лицо:
– Что, так плохо? Ты прости, парень…
– Бывало и хуже, – хриплю я. Поднимаю руку – с трудом, через силу, стиснув зубы накрепко, но поднимаю! – ничего, живой… Стаскиваю через голову мешочек. В глазах темнеет, но капитан – вот он, мимо не пронесу. – Желтый ваш.
Сержант сует мне кружку с вином. Пью. Кисло. Капитан вытряхивает на ладонь три драгоценных камня.
– Желтый ваш, – повторяю я. – Загляните.
Придется объяснить, думаю я… но нет, он знает. Берет ограненный восьмигранником золотистый камень и подносит к глазам.
Я расслабляюсь: дело сделано. Я не знаю, что дальше. Обсуждая мою вылазку, мы дружно сочли, что так безопаснее: чего не знаешь, того не выдашь, а я не рискну тягаться с заклятием правдивости. Мое дело маленькое: если не смогу выйти на капитана, нужно найти способ передать красный камень королеве. А зеленый – тоже для капитана, но об этом ему должно растолковать послание. И всё. Я свою игру сыграл. Теперь командовать будет сэр Оливер. Я гляжу на него и невольно улыбаюсь сквозь боль: он весь там, в камне, и он счастлив, он рад до безумия, и сержант сияет, глядя на него. Нам везет: эти двое за нас.
Сэр Оливер отрывается от камня и переводит взгляд на меня:
– Ну, говори, Сергей. Что дальше делать будем?
– Что скажете, то и будем. Пока не доберемся до принца, командуете вы.
– Хорошо, – сэр Оливер крепко жмет мне руку, так крепко, что я невольно охаю. – Прости за встречу, Сергей. Я эти дни сам не свой… сорвался. Подождешь меня здесь. Сержант о тебе позаботится. Что нужно, говори, не стесняйся.
– Сэр Оливер, вы ведь знаете, где мы жили?… Ну, я и тот парень, которого вы сонным зельем напоили в «Счастливом путнике»?
– Помню. Мадам Урсула, сестра университетского ректора.
– Можете туда зайти? Нам письма могут быть. Из дома.
– Понимаю, – кивает капитан. – Зайду.
– Спасибо.
Сэр Оливер уходит, сержант пару мгновений смотрит вслед и оборачивается ко мне.
– Значит, Сергей? Это ты был с Карелом… тогда на площади?
Киваю.
– А я – Джекоб. Ты чего хочешь? Пить, жрать, выспаться?
Осторожно щупаю разбитое лицо.
– Умыться.
Джекоб выводит меня в узкий и темный тупичок за караулкой и поливает понемногу из кувшина, посмеиваясь в густые усы: бывалый, всё повидавший служака, презирающий выпендреж сопляков вроде меня. Странно, думаю я, что его верность отдана принцу, а не королю. Такие обычно за старую власть. Но капитан ему верит, значит, все в порядке.
Смывать с лица кровь, на ощупь, в темном вонючем тупичке у городской стены, не слишком-то весело. Зато в голове у меня понемногу проясняется, и я облекаю в слова засевший в голове вопрос:
– Так вы думали, что Карел мертв? С чего ж это?
Джекоб мрачнеет.
– Последние два дня люди только об этом и говорят. Коронного сообщения, правда, не было. А только столичные слухи в таких вещах не врут.
Два дня, мысленно повторяю я. Послание.
– И какие подробности упоминают столичные слухи?
– Говорят, что принца заманили в Подземелье. Предательством, – уточняет Джекоб после небольшой паузы.
– Теперь понимаю, с чего капитан так на меня набросился. И что, говорят, случилось с принцем в Подземелье?
– Говорят, что его замучили, – выплевывает сержант.
Я молчу. Хотел бы я знать, какова доля Лютого в этих слухах…
– Скажи, что это не так, – требует вдруг Джекоб.
– Это не так, – повторяю я. – Джекоб, разве ты еще не понял, что он жив?
– Понял. Но я хочу услышать, что слухи лгут во всем.
– Карел жив. Клянусь. Жив и здоров, и настолько в безопасности, насколько это возможно в Подземелье.
– Значит, он все-таки в плену…
– Джекоб, я не имею права сказать больше. Но с ним всё в порядке.
– И обошлось без предательства?
Джекоб смотрит мне в глаза твердо и требовательно, и я отвечаю:
– Клянусь Светом Господним, есть один человек, который предал его. Только один. Его отец. Ты хочешь еще что-нибудь спросить?
– Хочу, – хмуро отвечает сержант. – Только тебе мои вопросы, кажется, не нравятся?
– Джекоб, ты ведь солдат, – миролюбиво говорю я. – Ты должен знать, что такое приказ. Я и так сказал больше, чем надо.
– Ладно, пойдем, – бурчит сержант.
Мы возвращаемся в караулку, садимся за стол и молчим. Скоро молчание становится тягостным.
– Жрать хочешь? – спрашивает сержант.
– Можно, – соглашаюсь я. – Если в трактир не идти.
– За дурачка меня держишь? – хмыкает сержант. После чего выглядывает наружу и орет: – Эй, Ронни! Загляни в «Поросенка» да попроси у Катрины обед на двоих. Сюда пускай притащит.
– Эта Катрина не разболтает обо мне?
– А какое кому дело? Ну, сидит в караулке какой-то пришлый солдат, ну, по всему видать, досталось тому солдату изрядно… эка невидаль!
– Тебе видней. – Я достаю два полупенса, аккуратно кладу на край стола и поясняю: – За обед.
– Брось, парень. Пока мы на службе, платит король.
– Я, видишь ли, не на службе. И не вправе жрать за счет короны.
– Как знаешь, – пожимает плечами Джекоб. – Было бы предложено.
Вялый спор тухнет при появлении Катрины. Пышнотелая, раскрасневшаяся, неожиданно молчаливая тетка ставит перед нами плотно уставленный поднос и кидает вопрошающий взгляд на деньги.
– Бери, Катрина, – подтверждает сержант. – Мой приятель не из столичного гарнизона, так что за его долю никто тебе не заплатит.
– Спасибо, господин, – Катрина ловко смахивает со стола монеты и уходит, покачивая широкими бедрами, тихая, как утреннее привидение.
Пока я пялюсь вслед, Джек расставляет наш обед. Чечевичная похлебка, тыквенный пирог, полкруга сыра, два толстых ломтя черного хлеба и кувшин вина. Если это обычный обед стражника…
– Что же будет зимой? – забывшись, бормочу я.
– Зимой? – переспрашивает Джекоб. – А где ты был той зимой, парень?
– Дома… – Я вспоминаю нашу с Лекой легенду и поясняю: – На побережье. У нас там посытнее…
– А я – в горах на востоке. Граница… Вороний Перевал – слыхал?
– И бывал, – отвечаю я. – Хорошие места.
– Были хорошие! В тех местах, парень, народ вымер чуть не подчистую. Эти подземные крысы за лето извели весь скот, по осени прибрали к рукам урожай, а зимой, когда ударили морозы, стали поджигать амбары и поленницы. У них медные жилы в тех горах, вот они и задумали убрать оттуда людей. Эх, Сергей… – Джекоб опрокинул в себя кружку вина и скривился: – За помин. Чего я навидался там – врагу не пожелаю! А этим летом те же дела начались в землях короны. Столицу ждет жуткая зима, парень, и немногие переживут ее.
Он налил себе еще вина, подвинул мне кувшин и повторил:
– Немногие. А потом, парень, они позавидуют тем, кто не пережил.
Я отрезал себе пирога, пристроил сверху ломоть сыра и спросил:
– Джекоб, ты один в столице такой прозорливый?
– Да прям, – огрызнулся сержант. – Всё это ясно, как весенние небеса, и уже пару месяцев, как цены на харчи взлетели до небес, а толку?
– И уже началась паника?
– Тихая паника, скажем так. Парень, за те вопросы, что ты мне задаешь, нас обоих запросто могут повесить.