Строй гвардейцев заставил толпу податься назад… и только.
– Ну? – рявкает законный король. – Чего ждете?! Взять! А ты, Оливер, отправь нарочного за палачом. Раз уж люди собрались, – сочные губы кривит злая ухмылка, – я не стану откладывать урок на завтра. Пусть видят, что ждет изменников.
– И кто же здесь изменник? – тихо спрашивает Карел.
Лютый багровеет. Рот открылся – и захлопнулся, издав лишь невнятный рык.
– Есть еще люди, помнящие коронационную клятву принца Анри. Он клялся защищать свой народ, править по справедливости… что еще?
– Нечистый меня задери, – взвывает король, – если ты, шваль, хочешь справедливости, ты пришел куда надо. Ишь, как заговорил! Уж тебя-то там не было!
– Там был я! – Сэр Оливер посылает коня вперед, исхитрившись вклиниться между королем и принцем. – Я помню. Защищать свой народ, править по справедливости, награждать щедро, а карать милосердно, блюсти законы предков и заключенные ими договоры. Карел прав. Клятва эта давно нарушена, так кто же здесь изменник?
– Значит, ты тоже? – тихо спрашивает король Анри. – Вы все?
– Мне жаль, мой господин, – в голосе старого рыцаря мне и впрямь чудится сожаление. – Много лет я верно служил вам. Но теперь пришло время Карела. Он больше достоин короны Золотого Полуострова. Он доказал это делом. Уступите, мой господин, и порадуйтесь за сына.
– Разогнался, – цедит король. – За кого еще прикажешь мне порадоваться? За нелюдь подземельную? О, да! Они своего добились, Нечистый меня задери.
– Они всего лишь хотят мира, – резко говорит Карел. – Как и мы. А война между нами выгодна разве что императору, уж он-то спит и видит, как снова сделать Таргалу своей провинцией!
Лютый бледнеет… багровеет… по-звериному клацает зубами, поднимает коня на дыбы и, ревя, выхватывает шпагу. Гнедой сэра Оливера шарахается, хрипит, капитан соскакивает на землю и… едва успевает отбить удар, направленный почему-то в королеву. В следующий миг сверкающий клинок скрещивается с Тенью – и Карел, не устояв, отшатывается, запинается о край помоста – и упал бы, не подхвати его Лека. Тень, звякнув, откатывается к середине помоста. На лице Карела брызги крови. Могучий вороной короля снова взвивается на дыбы, молотит огромными копытами в опасной близости от головы сэра Оливера… Лютый смеется – страшным, коротким и хриплым смехом. И посылает коня на Карела, готовясь к смертельному удару.
– Нет! – кричит королева. Вскидывает руки – ладонями вперед, так останавливают чужую атакующую магию… да и просто атаку, похоже… Вороной всхрапывает и валится набок, придавливая Лютому ногу. Бьется. Ахает в голос королева, визжат женщины на площади, кричит что-то Карел, рвется к отцу, Лека и сэр Оливер держат его в четыре руки – но все это кажется тихим по сравнению с воплем короля Анри.
Он не должен был упасть! Если я хоть что-то понимаю в лошадях – не должен. Не так, будь он неладен! Я подскакиваю к вороному, хватаю за повод… Что-то толкает в грудь горячей волной, мелькает перед глазами стылое предзимнее небо, край острой крыши с непременным флюгером… Следующий удар приходится в спину. О камни, что ль?! Я лежу, хватая ртом воздух, пытаясь вдохнуть поглубже… Свет Господень, да что творится-то?!
Чьи-то руки помогают мне сесть. Мир странно плывет перед глазами, двоится и вновь сливается в один: вороной в луже крови; женщина в темном вдовьем платье, растирающая королеве виски; Лека, торопливо перебирающий пальцами иссиня-черную гриву; Карел и сэр Оливер на коленях подле умирающего Лютого… умирающего – или уже мертвого?
– Вот! – В руке Леки зажата нитка. Суровая черная нитка, извязанная узелками по всей длине. – Нам нужен хороший магознатец.
– Лучше сразу сжечь, – басит протолкавшийся к нам монах. – Даже я чую исходящую от нее душную тьму. Дай сюда, сын мой. У меня есть амулет святого огня.
– Как скажете, светлый отец, – покладисто соглашается Лека. Ладонь его рассеянно гладит по-волчьи оскаленную морду вороного. Я ощущаю толчок вины: мне тоже коня жаль больше, чем его хозяина…
Треск… искры… черный дым… мертвый король судорожно дергается, хрипит:
– И…ру… – Темная кровь заливает щеку, ворот рубашки, пузырится последним выдохом: – …ла.
Да. Теперь и в самом деле мертвый.
Карел медленно поднимается, идет к матери. Что-то тихо ей говорит, берет за руку. Я замечаю – у него рассечена тыльная сторона ладони. Несильно, кажется… но крови много. Королева качает головой, завязывает ему руку платком. А мог и без руки остаться, лениво думаю я. Повезло.
Сэр Оливер совещается с монахом. Над площадью плывет гул голосов: растерянных, возбужденных, ликующих, вопрошающих…
Я щупаю затылок: что там саднит? Тупо смотрю на измазанную кровью ладонь. Больно дышать, но это ерунда. Хуже, что я не могу понять, кончилось все или нет.
– Терпи, – отрывисто говорит Лека. – Сам видишь, им не до нас.
Мы смотрим, как тело старого короля уносят к часовне. Люди поспешно расступаются и норовят протиснуться поближе к помосту. Никто не уходит.
Почему на этой площади так часто замирает время?!
Сэр Оливер опускается на одно колено перед Карелом.
– Да здравствует король.
– Да здравствует король! – подхватывают гвардейцы.
2. Смиренный Анже, послушник монастыря Софии Предстоящей, что в Корварене
– Ирула, – повторяет Серж. – Опять Империя.
Значит, не выдав дочь за Карела, император захотел отдать ее Грозному… Похоже, думаю я, жизнь королевы Нины в те дни тоже висела на волоске.
– А знаешь, друг Анже, кого я вспомнил сейчас?
– Марго, наверное?
– Марго? А, ты про замужество ее? Нет… того хрониста, что шпионил для Империи. Жаль, что у нас нет хроник за последние годы Смутных Времен.
– Но ведь Пресветлый запретил мне, – бормочу я. Вспоминаются давние домыслы, о коих даже Сержу побоялся я сказать: на Империю ли работал тот хронист – или все-таки на Церковь?
– Я помню. Но ты уверен, что сегодня он не решил бы иначе? Ведь тогда мы еще не знали, как глубоко увязла Империя в делах Таргалы. Согласись, друг Анже, шпионить – дело самое обычное, этим все занимаются, а короля околдовать…
– Мы не знаем точно, был ли он околдован, – напоминаю я. – И если был, то кем именно.
– Потому я и говорю – жаль, что у нас только один том хроник. Слишком уж он давний…
Но из него я мог узнать больше, думаю вдруг я.
– Так ты считаешь, Пресветлый разрешил бы мне вернуться к хронисту?
Серж пожимает плечами.
– Не могу говорить за Пресветлого, но по мне, для дознания это было бы очень даже кстати. Однако заболтались мы, Анже. Ложись-ка ты спать. Да, хотел бы я знать, как спалось Карелу после такого денечка…
Назавтра я беру у брата библиотекаря том старых хроник. Закрываюсь у себя – и вспоминаю хрониста и его гостя из Империи.
Я сижу, положив тяжелый фолиант на колени. Глажу толстый, массивный переплет – бережно, чувствуя кончиками пальцев скрытое тепло благородного розового дерева и бесконечную его память. И спрашиваю: кому на руку была злоба Лютого? Мог ли хронист знать? Ведь он многое знал, королевский хронист… то ли шпион Империи, то ли верный слуга Святой Церкви…
3. Королевский хронист
– Вина, господин?
– Разве что немного… – Гость королевского хрониста снимает добротный дорожный плащ, бросает на лавку широкополую шляпу. Садится, закидывая ногу на ногу. Принимает из рук хрониста кубок; поблескивают камни в дорогих перстнях. – Ты уверен, что получилось?
– Я стоял от короля в двух шагах. Промахнуться было бы трудно. – Хронист чуть заметно улыбается. – Впрочем, мы можем убедиться. Добрый наш король собирается присутствовать при казни. Посмотрим, как он себя поведет…
– Ты мне скажи, как он вел себя вчера?
– Напился… – Королевский хронист пожимает плечами. – Орал, брызгал слюной… аббата назвал тупым святошей, королеву – шлюхой, дежурных кавалеров – дармоедами.