И вовсе не совпадение, что в тот судьбоносный день в магазине «Дэвидсонс», когда они с мамой познакомились, отец тоже был одет в форму. Удивительно: он практически слился с ней. Одежда придавала ему уверенности, а когда Джеймс был уверен в себе, то меньше заикался. А когда меньше заикался, люди почти не замечали толстых очков на его лице. И он казался выше.
Джеймс был добродушным человеком, умел контролировать эмоции. «Главное в жизни, – сказал он мне однажды, – избегать взлетов и падений. Вершины и низины портят человека». Отец любил делать вид, будто его невозмутимость проистекала из некой склонности к философии, но я-то знала: на самом деле он выбрал такую манеру поведения, потому что из-за любых сильных эмоций начинал заикаться и психовать. Все, кто хоть раз видел, как Джеймса охватывает заикание, понимали, насколько сильно оно его мучит. Лицо и шея надувались, будто слова застряли где-то по пути наружу, болезненные и смертельно опасные, как серповидные клетки. И наконец, с нервным тиком, спазмом или рывком, фраза вылетала на свободу полностью.
Мои родители никогда по-настоящему не ссорились. В крайнем случае у них бывал, по выражению мамы, «серьезный разговор». Между ними редко возникали разногласия из-за склонности Джеймса искать компромисс, к тому же на споры просто не было времени. Отец ужинал у нас дома всего раз в неделю, а на ночь оставался раз или два в год. Когда мы принимали его у себя, усаживали за наш стол, то относились к нему как к гостю – каковым он, по сути, и являлся. За ужином пили колу, молились перед тем, как начать есть, будто в воскресенье, даже позволяли ему курить в гостиной. Моей задачей было подавать отцу чистые стеклянные пепельницы. Джеймс сказал, что его жена, Лаверн, даже в дождь заставляла его выходить с сигаретами на крыльцо.
Большинство детей, наверное, вспоминают ссоры родителей с ощущением, словно в желудке камень. В седьмом классе я прочитала роман «Это не конец света» о разводе. Книгу в коричневом пакете без рисунка молча дала мне учительница после того, как мама ей объяснила, что они с отцом не живут вместе, но не теряют надежды на примирение: эта идеальная ложь объясняла его непостоянное присутствие в нашей жизни. Книга была о девочке, которая разрывается из-за ссор родителей. Я поблагодарила учительницу за подарок, но мои чувства были полностью противоположны тому, что травмировало героиню книги Джуди Блум [7]. Если родители и ссорились, то только из-за меня. Во время коротких перепалок я была в центре внимания.
Мама никогда не отстаивала личные интересы. Их разговоры были всегда «насчет Даны Ленн». Отец, прежде чем отказаться выполнить мамины требования, всякий раз настойчиво твердил, что любит меня. Было время, когда этого почти хватало.
«Это вопрос справедливости, Джеймс», – говорила мама, и для меня это был знак, что обычная беседа превратилась в «серьезный разговор». Я видела, как шея отца немного надувалась – там он собирал ресурсы для обороны.
Я не особенно грациозная. Неуклюжей меня тоже нельзя назвать, но посторонний человек, увидев, как я двигаюсь, вряд ли подумает: «Эти бедра созданы для того, чтобы покачиваться в танце» или «С такими пальцами ног ты рождена для пируэтов». Я не пытаюсь принижать собственные достоинства. Как сказала бы мама: «Самоуничижение может только оттолкнуть». Она не стала добавлять, что люди в нашей ситуации не могут позволить себе выглядеть плохо. Поэтому, когда я говорю, что мне не суждено было стать танцовщицей, я просто констатирую очевидное. Но это не помешало ей заявить Джеймсу: «Я думаю, Дана с удовольствием ходила бы на уроки балета, как и вторая твоя дочь». Маме нравилось слово «удовольствие», и, признаюсь, мне тоже.
7
Джуди Блум – американская писательница, известна своими книгами для детей и подростков. Одна из первых авторов подростковой литературы, затрагивающих в своих романах табуированные темы: от мастурбации и менструации до подросткового секса, контрацепции