Одурманенная гневом, я вышла из-за колонны, но собиралась всего лишь посмотреть на Шорисс. Хотелось разглядеть ее во всех подробностях и потом вернуться в здание через двойные двери. Больше я ничего не планировала. Это чистая правда, хотя кто мне поверит? Я не собиралась говорить с ней, не собиралась трогать ее, просто хотела хорошенько поглядеть.
Теперь я знаю, что именно так люди слетают с катушек и делают такое, о чем потом жалеют. Например, как та женщина, которая чуть не убила певца Эла Грина [9]. Я уверена, она варила кукурузную кашу себе на завтрак, не замышляя ничего дурного. А потом он сделал что-то, из-за чего женщину перемкнуло. И тогда она, наверное, сняла кастрюльку с огня, просто чтобы его припугнуть. Когда опомнилась, кипящая каша была уже размазана у него по всему лицу. Для такого явления есть особое название. «Преступление, совершенное в состоянии аффекта». Это значит, преступник не виноват.
Шорисс стояла перед домом культуры и в волнении смотрела на дорогу, подскакивая на мысках. Она перестала плакать, но все еще шмыгала носом и вытирала его тыльной стороной ладони. Потом глянула через плечо и произнесла:
– Привет.
Я поздоровалась в ответ, внимательно рассматривая все детали жакета. Это была точно та же модель, вплоть до прозрачных пуговиц на рукавах. Передо мной стояла сестра. Как я поняла из уроков биологии, у нас было пятьдесят процентов общих генов. Я пристально изучала Шорисс, ища что-то общее в нашей внешности. Ей досталось лицо Джеймса, от узких губ до мужского подбородка. Я же была настолько похожа на маму, что казалось, отец усилием воли заставил собственные гены не оставлять следов. Я таращилась на Шорисс, пока не нашла один признак, указывающий на наше родство: случайные пятнышки пигмента на белках глаз – на моих были такие же дефекты.
Я, наверное, слишком долго пялилась, и Шорисс решила, что должна объясниться.
– Я забыла свои схемы дома. Какая дура!
Я пожала плечами.
– Это неважно. Подумаешь, какая-то научная ярмарка.
Она тоже пожала плечами и сказала:
– Я долго работала над проектом.
Потом у обочины притормозил черный «Линкольн» с тонированными стеклами. Я вертела в пальцах карандаш, лежавший в кармане. Шорисс прижала руки к груди. Водитель машины ободряюще посигналил. У меня участился пульс, и, несмотря на зимний морозец, стало жарко в жакете. Кожу под волосами защекотало. Наверное, на каком-то уровне я знала: рано или поздно Джеймс обнаружит, что мы с мамой ослушались его жесткого приказа «отвалить от его семьи». Но кто мог подумать, что это произойдет вот так, чисто случайно? Сердце трепыхалось в груди. Я чувствовала, как кровь с бешеной скоростью бежит по венам. В каком-то смысле я была рада, что все происходит именно так, что наш обман и обман Джеймса раскроются одновременно. Я только жалела, что мамы не было рядом.
В планах было вести себя смело и дерзко. Не произносить ни слова, просто стоять рядом с сестрой, одетой в такой же меховой жакет, и тогда картина все скажет сама за себя. Может быть, слова станут комом у отца в горле и он задохнется. Я так разъярилась, что даже не понимала, насколько была напугана, однако тело все знало, и когда дверь «Линкольна» открылась, голова повернулась в сторону помимо воли.
Послышался возглас Шорисс:
– Мама! Ты ее нашла?
Я посмотрела на нее: сестра хлопала в ладоши, будто тюлень.
Мама Шорисс, Лаверн, была совершенно не похожа на мою: вся круглая, как и дочка, и вид неряшливый – работники индустрии красоты часто так выглядят в свой выходной. Волосы, покрашенные в рыжий цвет, были стянуты на затылке обычной резинкой. Футболка, которая, наверное, когда-то была черной, была заправлена в нечто вроде симпатичных атласных штанов от пижамы. Лаверн помахала над головой оранжевой папкой. Мне она показалась расслабленной, даже глуповатой. Женщина явно не продумывала все свои действия наперед.
– Ты про эту папку? – переспросила она. – Зачем она тебе? Я собиралась отвезти ее на блошиный рынок и продать.
– Мама, – сказала Шорисс, – ты меня смущаешь.
А потом слегка повернула голову в мою сторону.
– Привет, – поздоровалась Лаверн. – Красивая у тебя шубка. Вы, девочки, прямо одинаковые.