Мама стояла на обочине Пичтри-стрит, где сходились пять дорог, возле пластикового навеса, где обычно ждала автобуса. Уилли-Мэй, которая работала машинисткой в страховой компании, наверняка уже сидела в автобусе позади водителя, потому что была из Алабамы и весь год добиралась до работы на общественном транспорте для поддержки Розы Паркс [6].
Когда рядом у обочины остановился лимузин, мама сначала не поняла, что приехали за ней. Она смотрела поверх крыши двухдверного «Кадиллака», разыскивая взглядом Джеймса. Мама подумала, что, наверное, не надо переходить на другую сторону: так ее проще будет заметить. Она посмотрела на часы, и как раз в этот момент Джеймс открыл водительскую дверь, вышел из машины и коснулся фуражки кончиками пальцев.
– Ой, – удивилась мама, – это вы, – и рассмеялась. – Я и подумать не могла…
Тут он открыл перед ней заднюю дверь.
Джеймс улыбнулся, но ничего не сказал. Мама коснулась своих немытых волос, пригладив непослушные кучеряшки, и посмотрела на дорогу, не идет ли ее автобус с Уилли-Мэй на переднем сиденье, но по улице ехали только «Студебекеры», «Паккарды» и автобусы других маршрутов. Она грациозно шагнула к открытой двери машины. Внутри все казалось бархатным, обивка была теплого бежевого цвета, как арахисовое масло. Мама аккуратно опустилась на сиденье и расправила юбку на бедрах.
– Спасибо.
– Мадам, – отозвался Джеймс.
Потом сел на водительское кресло, и машина тронулась с места.
Мама рассматривала его затылок, линию волос, выровненную в кресле парикмахера. В динамиках потрескивала классическая музыка. Энергичное пиликанье скрипок пробуждало тревогу.
– Хотите поехать в «Паскаль»? – спросил Джеймс.
– Нет, – ответила она. – Я не могу. Если вы не против, я не хотела бы.
– Дело ваше, – сказал водитель.
В автомобиле висел сильный запах твердых духов, которые подарил Джеймс, но если он и узнал парфюм, то не подал виду.
– Расскажите о себе.
– Не знаю, – смешалась мама. – Не знаю, что и говорить.
– Все, что хотите.
Странно, но, общаясь с его затылком, она перестала беспокоиться. Представилось, что так, наверное, люди изливают душу священнику. Уилли-Мэй каждую неделю ходила на исповедь. Маму тянуло пойти с подругой, но не хотелось притворяться католичкой. Она не любила лгать.
– Я родилась здесь, в Атланте. Была замужем, но сейчас в разводе.
Джеймс ничего не ответил, поэтому пассажирка продолжала:
– Мне двадцать лет. Я вам представилась? Меня зовут Гвендолен, для друзей просто Гвен. Даже и не знаю, что еще сказать. Я росла без матери и не участвовала в марше доктора Кинга на Вашингтон. Собиралась сходить к колледжу Спелмана попрощаться с его телом, но очередь была ужасно длинная, и пришлось пойти на работу. Живу в общежитии, потому что денег у меня немного.
Джеймс вел машину молча, мама тоже больше ничего не говорила. Ей хотелось выйти из лимузина. Вот чем хорош разговор со священником: ты сказал все, что хотел, и можешь уходить. Но мама оказалась запертой в этом «Кадиллаке», ее начинало подташнивать от запаха собственных духов.
– Думаю, мне пора идти.
Не оборачиваясь, Джеймс напомнил:
– Н-но мы еще не выпили кофе.
– Мне нехорошо.
– Я женат, и это факт, – проговорил он. – Я не прошу вас делать ничего, что было бы вам неприятно. Я просто хочу выпить с вами кофе. Я никогда р-р-раньше не п-п-приглашал девушку выпить кофе или поужинать.
– Не считая жены, – вставила мама и тут же пожалела о нотке сарказма, прозвучавшей в голосе. – Но это не мое дело. Извините.
– Д-д-даже жену не приглашал, – признался он с такой печалью, что казалось, ее можно было потрогать. – Это длинная история.
– Вся моя жизнь – это длинная история, – произнесла мама.
– Моя тоже, – поддержал отец.
И оба хихикнули, ведь разговор повторился. Она представила беседу в виде круга, детского мячика, даже целого мира.
Так все и началось. С чашки кофе и пересказа их длинных историй. Любовь может нарастать постепенно. Как и сложности. Иногда с чашки кофе начинается день, а иногда – новая жизнь. Так познакомились два человека, которым еще до рождения, до того, как они приняли решения, усложнившие их жизнь, было предначертано полюбить друг друга. Любовь прикатилась к маме, словно она стояла у подножия крутого холма. Она была не способна изменить ход событий и могла только отдать свое сердце.
3
Заметки о раннем развитии
Хотя папа был низковат и носил очки толщиной с кусок пшеничного хлеба, в нем присутствовала какая-то порядочность, которая заставляла людей его уважать. Даже после всего, что случилось, он сумел сберечь ее. Самоуважение по большей части основывалось на том, что о нем, как о местном предпринимателе, один раз написали в газете «Атланта Джорнел» и дважды в газете «Дэйли Уолд». У компании «Седаны Уизерспуна» был небольшой автопарк. Всего три машины и двое водителей: сам Джеймс и его названый брат и лучший друг, Роли Аррингтон. Я, наверное, могу по пальцам пересчитать случаи, когда видела отца в обычной одежде, а не в форме водителя. Но в этом не было ничего постыдного. В конце концов, он сам себе начальник. Если, работая на белых людей, приходится носить парадный костюм темно-синего цвета и фуражку, – это маскарад. Ты ничем не лучше обезьяны, наряженной в красную жилетку с золотым позументом. Но если ты сам основал компанию и выбрал эту форму из каталога, точно подобрал размер, чтобы не пришлось ее подшивать или расставлять, – тогда это совсем другое дело.
6
Роза Луиза Паркс (1913–2005 гг.) – стала известна в 1955 г.: во время автобусной поездки она отказалась по требованию водителя уступить свое место белому пассажиру в секции автобуса для цветных. Женщину арестовали, что привело к бойкоту автобусных линий г. Монтгомери. Возглавлял бойкот Мартин Лютер Кинг, который впоследствии стал лидером движения за гражданские права чернокожих