– Еще чего, – фыркнул Мадока. – В свободное время я лучше вздремну.
– Я с тобой помедитирую, Кента-кун, – сказал Сасаки.
У Хизаши вдруг разболелась голова, делая его еще раздражительнее, чем обычно, и чтобы не швырнуть тарелку с овощами в лицо пустомеле-Джуну, он покрепче сжал палочки для еды.
Впрочем, на него никто не обращал внимания, а когда в зал вошла компания Нобуты, то все без исключения младшие ученики втянули головы, желая стать незаметными. Этот болван, как довольно быстро выяснилось, донимал не только Кенту, которого считал деревенщиной, и Сасаки, всячески высмеивая его слишком хрупкую, немного женственную красоту и физическую слабость, но и находил повод испортить настроение всякому, кто попадался на его пути.
Увы, он не так давно перешел в категорию старших учеников, а значит, считал себя вправе задирать нос.
– Если он что-то тебе скажет… – набычившись, прошептал Мадока, которого вообще никто не рискнул бы задирать, не то что Нобута.
– Все в порядке, – заверил Куматани и, сложив палочки, направился к выходу. Только вот спина выдавала его напряжение – и точно. Только он поравнялся с занимавшими места за столом юношами, как кто-то подставил ему подножку.
– Ай-я! – оскалился Нобута. – Осторожнее надо быть, деревенщина!
Куматани выпрямился и, не обернувшись, пошел дальше. Такого обидчики не ждали. По кивку Нобуты один из парней вскочил и потянулся к плечу Кенты, чтобы остановить, но тот ловко увернулся и поймал его взгляд. Хизаши все прекрасно видел и понял, почему прихвостень Нобуты вдруг передумал устраивать скандал.
– Так их, – обрадовался Мадока и повернулся к Арате. – Идем скорее, хочу узнать, как Кента-кун этого добился. Мне нужна его техника убийственного взгляда.
Арата не особо радостно согласился и выбрался из-за стола. Хизаши продолжал хранить молчание, и все же ему тоже было любопытно, что в Куматани успело настолько измениться, раз это стало заметно не только ему, но и окружающим?
Он закончил есть и без спешки направился следом за товарищами.
На улице вовсю светило весеннее солнце, мягко и ласково дул чуть прохладный ветер с вершины горы, и первые распустившиеся бутоны сакуры радовали взор бело-розовыми крупными цветками. Хизаши втянул носом запах апрельской чистоты и свежести. Дни становились теплее, и больше не нужно было кутаться в шерстяное хаори и прятать пальцы в рукавах. Улыбка тронула губы, и именно в этот момент Куматани вздумалось обернуться.
– Так в чем секрет? – донимал его Мадока, а Куматани смотрел на Хизаши сквозь завесу рассыпавшейся челки так, будто пытался запомнить, и это порождало внутри неприятное чувство тревоги.
– Да, Кента, – подхватил он тогда, подходя ближе, – в чем секрет? Признаться, я ждал, что ты снова начнешь извиняться. Что? Неужели больше не считаешь себя недостойным?
– Эй, за словами следи, – встрял Мадока, но Кента перебил его:
– Я долго думал над тем, что ты тогда мне сказал, Хизаши-кун.
– О чем ты?
– То, что ты произнес в замке Мори после пропажи Морикавы-сэнсэя. «Никогда этого не приму», – сказал ты. Это было совсем не похоже на Мацумото Хизаши, какого все знают. Те слова запали мне в сердце, и я долго не мог понять, что они во мне пробуждают. И вот, кажется, понял.
Глаза Кенты в солнечном свете, проникающем через ветви декоративных вишен и слив, высаженных между жилыми павильонами, казались совсем зелеными, яркими и невероятно глубокими.
– Ты забиваешь себе голову ерундой, – Хизаши попробовал обратить все в шутку, однако не вышло. Не с Кентой.
– И я вдруг подумал, – продолжил он как ни в чем не бывало, – что если даже ты готов бороться вместо меня, так почему я опускаю руки? Я собираюсь стать оммёдзи и экзорцистом с вами. Чего бы мне это ни стоило.
Мадока застыл, ошарашенный откровением, будто священной истиной. Арата мягко улыбался и казалось, что для него все было очевидно с самого начала, а вот Хизаши… Хизаши не знал, как правильно отреагировать на то, что буквально поспособствовал чьему-то просветлению.
Стал вдруг для кого-то причиной идти вперед.
И поэтому он рассмеялся.
– Какая проникновенная речь! Жаль, Морикава-сэнсэй не слышал, ему бы понравилось.
Куматани остался серьезен, а потом, вмиг расслабившись и став прежним собой, потеребил бусы, сегодня обвязанные в два оборота вокруг левого запястья.
– Я рад, что сказал это. Простите, что так внезапно.
– Это было очень красиво и смело, Кента-кун, – похвалил Сасаки.
– Настоящий самурай, – добавил Мадока, от души хлопнув его по спине. Кента невольно шагнул вперед, и его лицо озарилось теплой счастливой улыбкой. Кажется, Хизаши не видел ее много месяцев, наверное, с самой осени. И он удивился тому, что вообще думает о чем-то столь незначительном. В какой момент это вдруг стало для него важным?