Мадока презрительно фыркнул:
– Из Суцумэ катится, шарлатан. Наверняка кучу народа там обдурил своими дешевыми фокусами. Эти бродячие гадатели как саранча, везде раскиданы.
– Все гадатели принадлежат одному клану, – поправил Сасаки, – Кансэй. Просто у них образ жизни такой. Вольный.
Телега прокатилась мимо, и Хизаши проводил ее завистливым взглядом.
К вечеру безоблачное небо налилось зловещей синью, а воздух загустел и липкой пленкой оседал на коже. С погодой на юге провинции Мино творилось что-то ненормальное, словно боги решили наказать ее жителей жарой, в одночасье сменяющейся проливным холодным ливнем. За день собралось столько тепла, что гроза была неминуема, но от этого не менее ненавистна. Количество грязи, которое собрали новенькие гэта Хизаши, сделало бы счастливой самую привередливую столичную свинью, но никак не его самого. Он был в ярости.
– Смотрите, впереди ворота! – первым крикнул зоркий Мадока. Деревня, в которую их группу отправили несколько дней назад, оказалась довольно крупным поселением, окруженным высоким забором. Кента проверил, на месте ли грамоты, подписанные главой школы, и снова убрал их за пазуху.
– Отлично, – кивнул он с неизменной улыбкой. – До дождя точно успеем.
Они дружно прибавили шагу, но за пару дзё до ворот с неба все-таки хлынули потоки воды, превращая землю под ногами в трясину и насквозь вымачивая одежду и волосы. Да еще и на сторожевой башне не сразу заметили путников, и пока створки медленно раскрывались, Хизаши чувствовал себя в большей степени рыбой, чем человеком. Хотя он и человеком-то до конца себя осознать не успел.
– Мы ученики оммёдзи из школы Дзисин. Меня зовут Куматани Кента, это Мацумото Хизаши, Мадока Джун и Сасаки Арата, – представил их Кента и протянул бумаги. – У вас буйствует нечисть?
Вообще-то среди оммёдзи не принято было употреблять это слово, но простым людям так было понятнее. Хизаши потеснил мелкого Арату и встал рядом с Кентой.
– Можно побыстрее? Мы устали и промокли. Все еще мокнем. А с вашими вопросами разберемся после ужина.
И в кои-то веки все, пусть и молчаливо, его поддержали, а у здоровяка Мадоки еще и в животе заурчало так громко, что даже шум дождя не смог заглушить этого жуткого звука.
– Конечно, конечно, – зачастил встречающий их пожилой сухопарый мужчина, назвавшийся деревенским главой по фамилии Ито. – Сейчас все будет в лучшем виде, господа оммёдзи. Сейчас все будет. Не извольте беспокоиться.
При этом беспрестанно кланялся, однако Хизаши удалось пару раз заглянуть ему в лицо. Длинное и болезненно серое – похоже, этого бедолагу терзает давний недуг или тревога, не дающая спать по ночам. Своими наблюдениями Хизаши, конечно, ни с кем не поделился и молча проследовал за деревенским главой сквозь пустое селение.
В такой ливень никто не стал бы выходить из дома, даже собаки притихли в своих конурах. Ито-сан держал над Кентой зонт, интуитивно выделив его как более значимую персону, нежели остальные, ведь грамота из Дзисин была у него. Хизаши, Мадоке и Сасаки пришлось мокнуть до самого порога дома, который освободили специально для них.
– Что за хибара? – не стал сдерживаться Хизаши и укоризненно ткнул в покосившуюся крышу пальцем. – Вы хотите, чтобы нас похоронило до начала работы?
Ито вдруг рухнул на колени и распластался в жидкой грязи, вытянув перед собой руки.
– Простите, господин оммёдзи! В деревне нет других свободных мест! Для Суцумэ настали тяжелые времена…
Кента ринулся поднимать причитающего главу, а Арата поднял упавший зонт, отряхнул и поднял над его головой.
– Не будем обсуждать это сейчас, – сказал Кента, и стало ясно, что потом они об этом обязательно поговорят. – Мы с благодарностью переночуем здесь, Ито-сан. Спасибо вам за заботу.
В животе у Мадоки снова заурчало. Он сконфуженно накрыл его ладонью и попятился.
– Я распоряжусь, чтобы женщины принесли свежего риса и саке, – оживился глава, которому не терпелось сбежать от важных гостей.
– Подождите, – остановил его Кента. – Кто-то может ввести нас в курс дела?
– Ааа… Моя дочь…. Да, моя дочь справится.
Больше Куматани не стал его держать.
Внутри жилище оказалось совсем заброшенным, циновки пропитались пылью, из щелей в стенах сквозило холодом, стропила под крышей поскрипывали от ветра снаружи, песок в очаге-ирори в центре был холодным и темным. Сасаки достал огненный офуда, и картина стала яснее и оттого еще печальнее.