– Даже если бы нам разрешили бы здесь строить, – я указал на многочисленные неровности и впадины на нашем пустыре, – сделать этого мы всё равно не сможем – нужно выровнять всю землю.
– Ну, так выровняйте.
Действительно.
Но для начала: нужно было как-то оградить нашу землю – поставить ей чёткие границы, которые бы показывали, где начинается и где кончается наша земля.
Я решил очертить границу с помощью бутовых камней – промышленного материала, сравнительно невысокой цены. Я как раз жил неподалёку от карьера, где этот бут можно было достать. Я выложил свою идею общине и всем она более-менее пришлась по душе. Я взял наши общие деньги, которые мне выдала община – пошел в кассу карьера и купил там сто-пятьсот килограмм бута, который собирался выложить по границе строго очерченной линией, а после – использовать в качестве строительного материала самой церкви. Всё это казалось мне довольно разумным; да и операция прошла довольно гладко. В конечном счёте, я потратил на бут из карьера все деньги, которые выдала мне община – и получил вместо них талоны на получение своего товара.
Тем временем: в СССР бушевал кризис, в той или иной степени, затронувший каждого жителя этой необъятной страны. Но обвал несуществующей экономической мощи нашего государства – это было ещё полбеды. Во всех её уголках (большей часть, в западных), одна за другой, взрывались волны революций.
Кое-де, в Прибалтике, к примеру: люди нанизывали свои советские паспорта на острые прутья краёв забора, тем самым, находясь в трезвом уме и ясной памяти, лишали себя конституционного права называть себя гражданами этой страны и провозглашали себя жителями той или ной независимой прибалтийской республики: то Литвы, то Латвии, то Эстонии. Кое-где: люди просто шептали друг другу, что хотелось бы видеть на улицах флаг своей страны и иметь собственное правительство, свою историю, свой язык, свой путь.
Мне – было абсолютно всё равно, какой у меня будет паспорт. Мне было не так важно: живу я в СССР или в Украине; я просто хотел жить, достроить свою церковь и получить свои бутовые камни, за которые я заплатил. Но когда я пришел на карьер, то находившийся там рабочий сказал мне, что мои талоны дают мне право только на получение бута – а вот забрать-то как мне его?! Мои талоны – не давали мне права получить грузовики, которые бы перетащили тонны бута из одного места в другое – не в руках же мне тащить эту гору камней?! А денег у меня – не оставалось даже на одну машину.
Дурак! Мог бы хоть спросить в кассе: даёт ли этот талон так же право получить машину, чтобы вывести своё сокровище с карьера. Но, разумеется, я этого не сделал. Мог ведь поступить по-разумному; но сделал всё так, как это мог сделать только я. Материал у меня был; но никак я не мог его забрать.
Делать нечего: пришлось ждать, пока в общем капитале общины наберётся достаточно денег, чтобы взять в аренду хоть несколько грузовиков и перетащить весь этот бут. Чёрт с ним! – я уже был готов заплатить деньги из своего собственного тощего кармана преподавателя в институте, если понадобится.
Но моя глупость – снова щёлкнула меня по носу. Когда я собрал минимальную необходимую сумму – карьер, где лежал мой бут – разорился. И все мои талоны стали стоить не больше бумаги, на которых они были напечатаны. Я потерял весь свой бут.
– Тьфу ты, – сказал я, – да что ж это такое?!
И пошел домой. На следующий день: оградил всю территорию самым обыкновенным рвом. Почему я раньше не мог этого сделать? Не знаю.
Меня разрывала совесть и стыд перед всеми этими стариками, которые доверили мне свои деньги, которые я так нелепо растерял. Я – просто не смог сказать им, куда делись все эти деньги, которые я, якобы потратил на бут. Я – просто выполнил свой долг перед ними и оградил нашу землю чем-то – пусть и рвом, а не камнями. В конечном итоге: какая им разница?! Все ведь они и сами знают, в какой стране мы живём.
После этого инцидента: я стал замечать, что все члены моей общины на меня как-то странно посматривают. Я старался делать вид, что ничего не замечаю; и долгое время действительно не мог разобраться в причинах столь неожиданного количества косых взглядов. И только спустя ещё полгода: я понял, что они стали подозревать меня в том, что я – присвоил себе их деньги. Ведь им я – так ничего и не рассказал.
После этого: мне оставалось только ударить себя по лбу и обругать: взрослый человек, в конце-то концов! – а ведёт себя как ребёнок.
И, тем не менее, я успел вновь завоевать уважение общины; но всё равно этот катастрофических промах с бутом, где я пожадничал с его количеством и совсем не подумал, как я буду его перевозить – ещё долго не выходил у меня из памяти.