– А-а-а-а-а-а-ах, голова!
– А такое бывало раньше? – спросил я.
– Нет, никогда. Всё эти чёртовы пирамиды – это точно они виноваты. У меня в голове болело ещё когда мы были внутри; а теперь… А-а-а! Сделай что-нибудь!
И я, конечно же, не мог оставить своего друга в беде. Я побежал в ближайшую аптеку и стуча себя кулаком по голове, распинаясь изо всех сил, пытался объясниться с аптекарем, совершенно не понимавшим по-русски:
– Хэдейл! Хэдейл! (Голова болит! Голова болит!)
Он быстро понял, что от него хотят и дал мне пачку таблеток, которая стоила так, что должна была за секунду унять любую боль. Благодаря им – мой друг смог пережить эту ночь; а на следующий день – чувствовал себя намного лучше.
Спустя какое-то время: мы вместе с ним направились на фабрику закупиться дешёвым товаром. Мы узнали её адрес; и оказалось, что она – находится в промышленно-жилой зоне, являвшейся самыми настоящими трущобами. По этим узким, бедным и угрюмым улочкам: мимо нас постоянно проносились какие-то дети, во что-то играя и весело завывая. Наверняка, все эти жизнерадостные создания – вовсе не понимают, где они находятся; и до открытия ужасной правды о своём финансовом положении – им ещё очень далеко. Но глядя на них – сразу становилось ясно, что все эти вопросы – их вовсе не волнуют.
– Дальше – было больше.
Все места рабочих за станками на фабрике, куда мы пришли за оптовым товаром – занимали всё те же дети. Это обстоятельство – их вовсе не смущало; мы – тоже не горели желанием расспрашивать этих «надзирателей» или продавцов (кем бы они ни были), ходивших по всей фабрики кругами, об этом факте подробно.
Странная получилось обстоятельство: покупая у оптовика на фабрике товар – я сознательно поддерживал детский труд; и вместе с тем, своей покупкой я поддерживал и оптовика, и детей, и их семьи, которые они обеспечивали, и всю экономику Египта в целом. Нам оставалось лишь верить, что в будущем у этой страны – всё будет намного лучше, чем сейчас; но только верить. И надеяться, что с нашей молодой нацией, только-только отстоявшей свою нелепую независимость на площадях – не произойдёт ничего подобного.
Над всем этим: действительно можно было задуматься, сидя в кофейне где-нибудь за тысячу километров отсюда; но здесь – на размышления уже не хватало чувств – всё внимания заняли органы зрения, впитывавшие информацию и кричащие о несправедливости где-то далеко внутри.
Товар мы купили и очень выгодно: всякие игрушки, вертушки, безделушки – которые вопреки здравому смыслу летом отрывали с руками на отечественных пляжах за цену, в три раза превышавшую заводскую. Мой товарищ пошел дальше меня: он купил целый мешок женского нижнего белья. В деревнях и сёлах: это добро не просто с руками оторвут – а и торговца с потрохами съедят.
– За одни проданные крестьянским жёнам трусы, – смеялся он, – я куплю здесь своей пять!
Был бы я бедным – самому, наверное, пришлось бы работать на этой фабрике; а стань я богатым – наверняка купил бы её и закрыл, выпустив на волю всех малолетних рабочих, лишая их средства заработка. Но я – никогда не был ни тем, ни другим. И я – пришел в этот мир для того, чтобы что-нибудь менять; наоборот – я всё думаю, как бы мне ничего лишнего не разрушить, не сломать. Я – просто хочу быть и тихо строить свой храм. И ничего больше.
Сидя уже в номере своего отеля и начиная потихоньку складывать вещи для отъезда, мой спутник стал переглядывать полученные с его съёмок фотографии, только прибывшие из лаборатории.
Он чуть не подпрыгнул с места после того, что он увидел; и сразу после этого – он стал показывать фотографии мне. Больше всего – его поразили снимки, которые он сделал, когда мы шли вместе с группой навстречу к самым важным зданиям в Египте. Если смотреть на них внимательно, то можно заметить, что по мере того, как мы подходили к пирамидам всё ближе – изображения на плёнке становились всё более размытыми – при том, что мой друг фотографировал всё так же, как и всегда, и до этого – его фотоаппарат никогда не выдавал ничего подобного.
На предпоследней фотографией в общей стопке: вообще ничего толком разобрать было нельзя – одни разноцветные, тусклые пятна света, которые больше походили на бумагу, которой вытирали обеденный стол в яслях. Однако последняя фотография – та, на которой мы стояли у самого входа в пирамиды – была необычайно яркой и красочной, чего тоже фотоаппарату моего товарища выдавать не приходилось раньше.
Мой спутник в недоумении потирал голову, вспоминая, наверное, как сильно она у него болела после этого. Он снова и снова бросал рассеянный взгляд на фотографии, пытаясь что-то понять. Я – и не пытался вникнуть во всё это. Плёнка действительно была странной – но не настолько, что бы ради неё ломать себе голову. Но мой спутник – всё задавался навязчивыми вопросами: в чём причина? Что произошло?