Глава 35
Двести австралийских долларов
Я стоял в переходе и торговал одеждой, купленной большей частью в Египте и Польше; но так же и в других странах, в которых мне приходилось бывать. В этот момент, ко мне подошли двое молодых парней.
Мало кто в эти странные времена мог обеспечить и себя, и свою семью имея только одну работу – и ту, которую он в любой момент мог потерять. И не я один был доцентом философии, торгующим в переходе одеждой. Такая профессия – далеко не худший вариант. Многих людей: нужда, отчаяние или простая жадность – бросают в куда более серьёзные крайности, откуда просто так выбраться в дальнейшем – будет невозможно.
– Интересная у вас курточка, – сказал один из них.
Они минут пять примеряли её, ходили туда-сюда, проверяя, как лежит и как смотрится. Всё это время: я не сводил с них глаз, перебирая всевозможные варианты развития событий. В конечном счёте, они решили купить её.
– Вот только, – с деланной застенчивостью протянул один из них, раскрывая кошелёк, – вы продаёте за американские доллары, а у меня только австралийские. Они идут один к одному; поэтому, не беспокойтесь: вот деньги.
И он протянул мне купюру, на который была нарисована цифра «200» и рядом чётко, и ясно было написано: «доллар». А сами они – быстро скрылись из виду.
Я обрадовался такому хорошему заработку; и сразу после торговли направился в обменник, где все меня уже хорошо знали. Им было известно, что моя основная специальность – вовсе не торговля, а социология; и что я – учёный. А потому: они лишь грустно посмеялись надо мной, когда я протянул им двухсотдолларовую купюру; и вернули мне её обратно, качая головами.
– В чём дело?
– Взгляните на свою купюру повнимательнее: это – никакие не австралийские доллары.
Как оказалось, это – были доллары какой-то африканской или латиноамериканской страны – разницы не имело. Важно было лишь то, что за эти двести долларов – нельзя было купить даже буханку хлеба. Меня попросту кинули – легко и глупо.
Когда я вернулся домой: я рвал и метал от обиды и унижения целый час. Затем: я сел за рабочий стол и с него больше не вставал. На следующий день: я уже не появлялся в переходе. И на следующий день – тоже. И больше никогда.
Я стал работать над своей диссертацией – так упорно, как никогда со времён своей московской аспирантуры не занимался социологией. Предыдущие девять лет – она медленно плыла себе в планах на будущее; и работа шла лениво и неторопливо в свободные от прочих дел часы. Но теперь: я не занимался больше ничем. За полгода – я сделал больше, чем за прошедшие девять лет. Я защитил её с аплодисментами; и почти единогласно, по решению комитета, стал доктором социологических наук. А вскоре: я бросил технический институт и стал профессором на кафедре социологии совсем в другом университете, от которого получил в подарок квартиру и место председателя совета профессоров через несколько лет.
Может быть, на это ушло бы куда больше лет, если произошло бы вообще – если бы меня тогда не кинули в переходе по-дурному, не оставили голым в «шуткой» в кармане. Я был унижен как учёный, вынужденный зарабатывать на жизнь подобным образом и даже при этом быть обманутым. И я стал профессором – а всё потому, что больше всего на свете мечтал выбраться из той бездонной дыры.
И я – стал богаче, стал сильнее. Вскоре, тяжёлые времена прошли; и денег стало более, чем достаточно. И в который раз убедился, что есть поражения, которые приводят к тысячи побед в будущем.
Глава 36
Антиминс
Когда часовня к нашему храму была достроена – она оказалась в два раза выше, шире и красивее самой церкви. Сразу было ясно, что в планы новоявленного бизнесмена, владельца «Межрегиональной академией управления персоналом» – входило вытеснить наш храм своей постройкой.
Однако, антиминс – всё ещё оставался у нас; а без него – любое религиозное сооружение может называть себя, разве что, часовней. Антиминс – по сути, платок с иллюстрацией какого-нибудь сюжета из старого или нового завета, с вшитой в него мощей святого. Без антиминса – священник не имеет права проводить литургию; без него – ни один храм не имеет права называть себя церковью. Его вручил нам лично митрополит в день окончания строительства; и право называть себя церковью – оставалось за нами.
Но времена меняются; и митрополиты – один за другим – уходят в объятия того, кому всю жизнь служили – уступая мест друг другу. Наш священник – Нафанаил – был другом старого митрополита и находился под омофоном – под защитой церковной власти. А помощь церкви ему была нужна – всё это из-за его радикальных взглядов, с которыми немногие бы согласились, особенно в этой стране. Он был родом из Крыма; и как представитель не лучшего сорта крымчан – был руссофилом-украинофобом – одним из тех, кого мне вечно приходилось ставить на место на собраниях «русскоязычного политического клуба».