Впервые мы завидели истребителей в тот мюнхенский вылет. Какое-то время розочки их трассирующих очередей густо распускались вокруг нас.
— Ну и стычка снизу слева, — передал Кроун.
Мы не отличали «сто девятых» от П-51 или от «фокке-вульфов», не понимали, какая сторона берет верх и чьи истребители рушатся вниз. Словно играючи кружат, а потом невзначай кто-то срывается и идет на снижение, которое кончается ударом о землю.
— Господи! — слышен Шарп. — Вы видели?
Взрыв переходит в кровавые отсветы. Внизу кто-то погиб. И так всю дорогу до Рейна.
— Один только что грохнулся, — говорит Шарп несколькими минутами позже.
— Видал. Похоже, «пятьдесят первый», — откликается Кроун.
— Это «мессер сто девятый», — уверенно произносит Спо. — А вон и другой готов.
Но несколько их прорывается через заслон истребителей к «крепостям». Звеньям прямо перед нами приходится хлопотно. Каждые несколько минут видишь, как «семнадцатый», нырнув из строя, да еще порой с хвостом дыма, уходит в Швейцарию.
— Бог ты мой, еще одной «крепости» конец, — произносит Сэм.
Я вижу лишь обломки, летящие, извиваясь, среди клочьев пламени.
Еще одна «крепость» ласточкой ныряет к земле, чтобы никогда не подняться ввысь.
— Три парашюта, — сообщает Кроун. — Вижу троих.
До нас истребители не пробились. «Сорок седьмые», «пятьдесят первые», «тридцать восьмые» вились окрест, одни шли к дому, другие искали скоротечной стычки...
Брауншвейг
Бомбить летим под прикрытием десяти десятков «патфайндеров». Идем на левом фланге, постоянно против солнца. Яркие пятна взблескивают на крыльях, глаза, кажется, вот-вот сожжешь.
Брауншвейг для налета опаснейшее место в этой войне. 8-я входит туда обязательно крупными силами. Когда эскадрильи Геринга убрались из Абвиля, брауншвейгские подкидыши-задиры стали в рейхе знаменитейшими губителями «крепостей».
Мы о них слыхали еще в Штатах.
Сэм в этом вылете весь как пружина. Пока эскадрилья собиралась в строй, я взял чуток ниже нужного, и Сэм выбил у меня из рук штурвал со словами:
— Я сам эту паскудину поведу. А ты сиди смирно.
Он вел долгое время, не глядя в мою сторону, а я сидел и проклинал его.
Когда передал мне штурвал, пришлось-таки потрудиться. Без передышки, аж в пене, но держался я строя точно. Колдовал над штурвалом, пока левой руке впору стало отвалиться, но ни разу мы не отстали.
Нелегкий полет от начала до конца. Идешь верхним в заднем краю верхнего эшелона верхней группы — тут попотеешь, чтоб держаться места.
Мы только на подходе, а брауншвейгские зенитные батареи уже заговорили, повесили перед своим городом целую полосу железа и дыма.
— Иисусе, — доносится полушепот Бэрда, — Христос с нами!
— Как же это мы через такое пройдем? — вопрошает Кроун.
Открываются бомбовые люки, мы в самой точке. «Патфайндер» нашел куда спихнуть свои бомбы, наши направляются следом, и строй сворачивает к югу, где поспокойнее.
Сэм в отличном настроении, когда мы выходим к Зейдер-Зе. Дымка редеет, нам видно Нидерланды, тамошние стада.
Начинаю стаскивать свою бронекуртку, мы сейчас уйдем от берега.
— Лейтенант Ньютон, держите скорость, — обращается Шарп тонким сдавленным голосом.
Оглядываюсь — черные клубки проносятся у нас в хвосте, недолет футов пятьдесят по высоте и направлению, прицел верный, но по скорости снаряды успели выдохнуться.
— Теперь порядок, — заявляет Шарп минутой позже. — Я уж думал, поймали нас на мушку. — Голос его снова глубокий и громкий.
На всем обратном пути над строем кружат «тридцать восьмые». Наверное, группа из новеньких, то подлетят вплотную к нам, то подадутся влево, то качнут вправо, то вынырнут понизу — узнать, что ли, как там обстоит дело с деревянными башмаками в Амстердаме.
Мец
В Мец мы идем на люфтваффе. Взяли максимальный груз осколочных бомб, хватит весь аэродром накрыть.
Бомбы везу я, а Сэм больше разглядывает вид за окном. Видны «пятьдесят первые», бросают строй, чтобы выпалить на бреющем.
Путь до Меца некороткий, но мы не встречаем ни истребителей, ни зениток — не летят, не говорят. Повернули домой, издали уже приметили побережье. Над ним зависли облака, над проливом чисто, а на английской стороне опять кучатся облака.
Побережье проходим там же, где к нему с утра подлетали. Висим себе в серебристой прохладе, уже почти дома, и тут являются черные клубки разрывов.
Немцы подогнали сюда батарею и нас засекли точь-в-точь. За стеклом, совсем рядом, ленивые разрывы. Самолет дергается и трясется, слышно, как бьет его по крыльям. Стеклышки разбрызгивает по всей кабине. Правое крыло дрогнуло, из масляного охладителя кудрявится дым.