Полетный строй — это нечто иное. Чем больше летаешь строем, тем больше мечтаешь об истребителе, спортивном самолетике или планере, о чем-то маленьком, послушном легкому прикосновению, о чем-то, лишь бы непохоже оно было на грузное чудище, которое надо волочить по небу.
Читал я однажды в каком-то журнале статью, вот что там написано: «...в этой высокоорганизованной воздушной войне над Германией, где тяжелые американские бомбардировщики в строгом строю идут клином, словно военизированные гуси...»
Очень мило, да писака слабоват по части тяжелых бомбардировщиков. Слово «строгий» нисколько не пригодно в воздухе. Воздух текуч, и строй текуч.
Странное дело, с расстояния самолеты в строю всегда неподвижны, всегда смотрятся красиво. Не слышишь, как командир рычит на второго пилота, как младший лидер злится на ведущего эскадрильи.
— Пропустите нас, мы в вихре сидим, — взывает кто-то к ведущему.
— Нельзя ли взять чуть пониже?
— Не можете взять чуть выше? Мы сзади за вами застряли. — и трах-тарарах, трах-тарарах.
Ведущие групп взывают к ведущим эшелонов, те вертят-крутят туда-сюда, чтоб не выбиться из построения, и вся 8-я располагается каким-то образом по местам.
Человек наземный никогда не разглядит, что нижняя эскадрилья обгоняет ведущую или что ведущий верхней эскадрильи молотит по рычагам и чуть не вспарывает свое звено собственными винтами.
С земли или для пассажиров в самолете все представляется верным, простым и легким.
И все действительно выходит верно, если летишь как положено и цель бомбардировки необширна, выходит просто и легко, если держишь машину в строгости и знай летишь. В какие-то минуты можешь управляться всего-то двумя рычагами, поставив внешние двигатели нa постоянные обороты, а ближним моторам меняя их изредка на четверть дюйма. Но вот если ты в хвосте строя из восемнадцати машин, так целый день налезаешь на ведущего, тюкаешь по элеронам, чтоб не обогнать, и дергаешь в обратное положение, чтоб не отстать.
Строй зависит от ведущих. При хороших ведущих и эскадрильи и звена летать строем нетрудно. При плохих — это адская работа.
С того дня, как попадешь на Б-17, тебе твердят про полет в строю, что в нем весь секрет неизменного возвращения до дому. Люфтваффе всегда разыскивают отбившиеся подразделения, зависшие на полпути над Германией.
Когда немцы не высовываются несколько дней кряду, части строя растягиваются, запросто теряют плотность, пока в один прекрасный день не взревут и не выйдут на нас из облаков «сто девяностые». Тут вся нижняя эскадрилья рассыплется, а верхняя врежется в ведущую, и из всей группы вернутся домой три-четыре машины. После такого некоторое время все держатся образцовым строем.
Это всегда работа, девять часов на Берлин и обратно изматывают начисто, а если приходится выползать из-под одеяла в два часа следующего утра, начинаешь подумывать, уж не смыться ли, не оставивши адреса.
Выборы
В мае в Англии солнце вовсю. После приземления я обычно вытряхиваюсь из летных одежек и с журналом или книгой в руках ложусь на припеке, призадумываюсь и засыпаю.
Газеты и журналы еще с зимы подняли шумиху по поводу участия военнослужащих в выборах.
Как-то раз я решил написать губернатору и удостовериться, что все отлажено. И написал, что-де хочу голосовать в ближайшем ноябре и что желаю знать, какие меры предприняты в штате Колорадо, какие предпринимаются, если до сих пор не готовились.
Наутро письмо ушло полевой почтой, когда мы успели наполовину перелететь Северное море.
Некоторое время спустя прибыло письмо с грифом «Штат Колорадо».
«Уважаемый сэр! — было там написано. — Штат Колорадо предусмотрел участие военнослужащих в выборах. Вам остается лишь обратиться в управу округа с просьбой выслать избирательный бюллетень, как только таковые будут напечатаны.
Наш штат со всей готовностью вносит свой непременный вклад в это мероприятие. Если только Правительство доставит бюллетени в воинские части и обратно, большего нам не требуется.
Искренне Ваш Джон С. Вивьен. (от руки)
Джон С. Вивьем (на машинке)».
Джон С. Вивьен — губернатор Колорадо, и он по крайней мере подписал письмо, очень любезно с его стороны, что нашел для этого время.
Тут я призадумался. За месяц до того как стать курсантом, было это в 1942 году, я голосовал на ноябрьских выборах. Решался вопрос о сенаторе и массе других должностей. Я знал, кого хочу избрать сенатором, остальные имена мне ничето не говорили. Я даже не слыхал про половину тех постов.