— Подъем! Завтрак в два тридцать, инструктаж в три тридцать,— произносит старший лейтенант Парада.
Кто-то, сегодня свободный, кричит с верхнего этажа:
— Помотайте люфтваффе, вломите им за меня!
В полной темноте добираюсь в столовую. Сияют звезды. Мне зябко.
Перед вылетами кормят в столовке начсостава номер один вместе с полковниками и майорами, с синоптиками, разведотдельцами и прочими наземниками. Пришел я первым, приходится жевать бутерброды и яйца целый час, пока пойдем на инструктаж.
Инструктаж — в длиннющем щитовом бараке. Какой-то майор встает и сообщает, что мы идем на юг, через Кассель к Эшвеге, где немцы ремонтируют истребители, там же у них место отдыха и сборный пункт для вылета на передовые базы. Это место нам показывают на большой настенной карте, дают разглядеть его на аэрофотоснимках, сделанных там недавно. Синоптик показывает, где встретим облачность, диспетчер объясняет, как выруливать на старт.
Полетный строй нарисован на доске, я списываю номера всех машин и кому где лететь. Мы идем в звене справа от ведущего верхнего эшелона.
Штурманы уходят куда-то на дополнительный инструктаж. Сэм идет сменить брюки, я становлюсь в очередь вторых пилотов за снаряжением. Стрелки отправляются за своим делом.
Стою в очереди и соображаю, что ждет нас мало веселого. Дадут усиленное сопровождение на весь путь — «сорок седьмые» и «пятьдесят первые» со всех сторон. Но залетим далеко, а немцы там вовсе не желают видеть нас над собой.
В складе амуниции толчея, всяк желает одеться в том же месте в тот же час. Я выбрал электрокостюм, поскольку терпеть не могу теплое белье. Надеваю форму, на нее летний летный комбинезон, сверху кожаную куртку и, наконец, надувной спасательный жилет.
Вспотел я, едва начав облачаться, а ко времени, когда выволок бронекуртку и парашют на тропинку, пот, чувствую, сбегает по коленям и ползет по пяткам.
Остальные из нашего экипажа еще возятся в складе, так что мы с Кроуном, улегшись на парашюты, оба разглядываем звезды. Снова есть время подумать.
Привет тебе, госпожа Удача. Ты где-то в этой сини. Проходишь рядышком; со мной, значит, обойдется благополучно. Рассказываю ей, куда мы отправляемся, да ей наверняка это уже самой известно.
Все вовремя собрались, и грузовик везет нас к самолету. Каждый разговорчив и смешлив. И я вроде бы изготовился, ведь столько времени ждал этого случая.
Льюис усердно прилаживает свои пулеметы в турели, а я заталкиваю под кресло бронекуртку, дабы была под рукой.
— Черт подери, — бормочу, — туго с местом для этой дряни.
— Не беда, — откликается он.
Не могу найти свой шлем, куда-то делась одна перчатка. Бэрд и Бенсон устанавливают пулемёты в носу самолета. Лишь Сэм на высоте положения. Стоит в сторонке и болтает с кадровиком, пока не кончится наша возня.
Поведем мы чей-то, не наш самолет, зовется он «Мамонька-кисонька». Навожу фонарик на смуглую даму без бюстгальтера, изображенную на борту, и делаю вывод, что художников на базе недобор.
Вместе со Спо проверяю подвеску бомб, и комбинезон рвется на спине, пока ползаю в бомбовом отсеке. Мы набрали десять пятисоток, больших тупорылых уродин. Похлопал одну по боку, от нее исходит холод и мертвенность.
Когда все пулеметы на местах, мы снова сбиваемся вместе у хвоста. Вспоминается раздевалка старшеклассников перед бейсболом, только нервов поменьше.
Кроун говорит:
— Авось эти подлюки сунутся с моей стороны.
Шарп:
— Авось они из постельки не вылезут.
Бийч вовсе помалкивает. Парень он сонный, старше нас всех. Но порою кажется мне ближе остальных, ведь он из Денвера.
Я раздаю леденцы, жвачку и провизию.
— Ну вот, — Сэм крякнул, — наш первый. Надо отлетать его хорошенько.
Каждый глядит молодцом, волнуется малую малость, чуть устал от подготовки к вылету.
Моторы заводим в шесть. Они вступают по очереди: «Дай первый». — «Есть первый», «Дай второй». — «Есть второй»... Хорошие у нас двигатели...
Уже заметно развиднелось, когда мы становимся в предстартовую позицию. Кругом «крепости». Смотрятся не очень-то грозно, пока сидят на хвостовых колесах. Много новых, серебристых, но все-таки большинство машин старой грязно-буро-зеленой раскраски, как и «Мамонька-кисонька».
Рулим на взлетную полосу, все в норме, нам дают зеленый. Слежу за приборами, называю скорость, и Сэм гонит по полосе. Нас трясет, пока стрелка не доходит до 120, тут Сэм берет вверх, и мы в воздухе.
Грант мне в шлемофон сообщает курс, мы набираем высоту, уходим от кровянистой зари.