Вместо приказа рассредоточиться и идти самостоятельно по приборам ведущий группы объявляет, что будем дружно уходить через просвет в облаках.
Когда сваливаемся на крыло в просвет, все вокруг теряет свою реальность. Солнечный свет струится, как сквозь сито, разгораются радуги, а вокруг — загадочные пещеры и пропасти.
Если б только мог, я бы остался здесь, взбирался и скользил бы на крыло, и снова взбирался и уходил бы в один из облачных лабиринтов. Кажется, что где-то здесь прячется Локи и, может быть, даже какая-нибудь печальная принцесса, смуглолицая и темноглазая, окутанная туманом в бледном сияния солнца.
Но вот мы выходим из облачности, нижний эшелон кажется бесконечным, бесконечны и тянущиеся под ним белесые клубки разрывов. Сэм отклоняется от строя, ныряет вниз, взмывает вверх и хохочет, как клоун.
Остальные ведут себя паиньками и летят вместе с боссом.
Внизу показывается безо всякого для нас интереса безобъектная поверхность прекрасной Англии, и у меня нет желания лететь туда.
Но вот мы все-таки дома. «Крепости» с важным видом выруливают на площадку. Наземные службы приветственно машут, но довольно вяло.
На разбор полета не собирают.
После еды беру велосипед и еду куда глаза глядят. Дорога огибает одну из запасных площадок, куда технари отгоняют на день самолеты, затем идет наверх мимо большого скотного двора и вниз через поле.
Стелясь, летит ласточка, а над высокими зарослями кустарника свечой взмывает вверх. Когда-нибудь я научусь этому у ласточки. По сравнению с ней Б-17 — колода неповоротливая.
Дорога упирается в ворота. Трава по ту сторону густая и высокая, я там бывал раньше. В дальнем углу две запозднившиеся лошади. Перелезаю через ворота и, едва дойдя до середины луга, падаю в траву, лежу не шевелясь на спине и гляжу в небо.
Небо свежее, продуваемое ветром, а голубизна уходит далеко, в вечность. Каждый раз здесь остро ощущаю себя живым. Хоть ненадолго все кажется до чрезвычайности простым. Единственное, что здесь важно, — продолжать жить.
У меня есть все, ничего мне не нужно... и в то же время нет ничего. И все нужно. А все — вот оно. Не знаю, как сказать точнее, но именно здесь меня не мучит неясность, хотя все равно ничего не ясно.
Перевернувшись, опускаю голову в траву и лежу так. Поднявшись, вижу: лошади стоят рядом, большие, рыжие, гладкие, и смотрят на меня.
В кармане начатая плитка шоколада. Раньше я пробовал им давать жевательную резинку и лимонную карамель. Но они любят сахар, ну и шоколад тоже.
Одна из лошадей стоит не шелохнется. Зато другая, с белой подпалиной на ноге, выступает вперед и забирает весь шоколад себе на сладкое.
Вокруг неподвижность. Будто нашло онемение, как бывает с затекшей ногой, только тут оно охватило всю землю.
Ласкаю лошадей, пока им это не надоедает и они не уходят снова в свой угол.
Отправляюсь назад, потому что в два нас могут собрать на очередной инструктаж.
Красотка по имени Августа
Августа продолжает писать мне. Молодчина. Значит, по-прежнему отличная девочка.
Она переписала мне слова нескольких песен. Я их не знаю и потому решил, что они скорей всего ее собственного сочинения. Прочел одну из них Томпсону, а он возьми да и спой ее мне, затем почти тут же ее пропел по радио Кросби.
Потом она еще дважды посылала слова этой же самой песни.
И вдруг присылает мне другие: «Почему я тебя люблю?»
Никаких комментариев на этот раз она не приложила. Одни только стихи, и понимай их как знаешь.
А я не знаю, как понимать. Она всегда меня чем-нибудь да озадачит.
Новый приказ
День вторжения отходит все дальше назад.
В час ночи по сигналу тревоги является Порада. Со всем снаряжением собираемся у самолетов, и тут вылет отменяют. А был слух, что полетим на Ганновер бомбить с шести тысяч плюс-минус пятьсот. Что, эти артисты-зенитчики устраивают над Ганновером во сто крат страшнее Шербура? Пролететь над городом на шести тысячах такое же безумие, как съехать на роликах с монумента Вашингтона, без шуток.
Как обычно, слухи у нас преувеличивают. Но система оповещения здесь весьма разветвленная, охватывает все — от ангара до сортира, поэтому всегда вроде все знаешь.
Сразу же после обеда громкоговорители разражаются сообщением: «Сегодня днем на наш аэродром прибывает группа высокопоставленных гостей. Форма одежды парадная до последующего распоряжения».
Тут прошел слух, что нагрянут наши четырехзвездные ребята: генерал Маршалл и генерал Арнольд с сопровождающими, генерал Дулитл и генерал Шпатц.