Не ухожу сразу, стою над ней и мысленно переношусь на два года назад. Где-то там, позади, давным-давно, были и постель, и простыни, и одеяла, и лунный свет, и свежий ветер проникал сквозь открытое окно в мою комнату, а далеко от нее, через океан, кажется, уже тысячу лет назад бывали и смех, и мир, и любовь.
Окидываю взглядом подземелье.
Недолго здесь звучал смех маленькой девочки, которая не хотела никого разбудить в тоннеле, где со скрежетом проносились поезда, глубоко под землей, на которой свирепела война.
И есть здесь любовь. И она сильнее страха, сильнее смертельной усталости и запаха сгрудившегося множества людей.
Новый экипаж
Вернувшись из Лондона, узнаю, что теперь я в экипаже Грина.
Грина я почти не знаю. Он живет на втором этаже. Поселился там на месте одного парня, пропавшего в Швейцарии. Он стажировался вторым пилотом. И раньше у него никогда не было своего экипажа.
Столкнулись мы с ним во дворе дома.
— Кажется, меня вам подкинули? — говорю я.
— Скорее меня вам, — говорит он.
Улыбаемся.
Мне нравится его манера говорить. Узнаю от него кое-что о каждом из экипажа. Вечером у нас с ним небольшой разговор, из которого узнаю немного и о нем самом. Он жил на Филиппинах. Учился в каком-то ультрасовременном заведении под названием Дип Вэли, затем, как раз перед войной, сменил его на Станфорд, где занимался на подготовительном отделении медицинского.
— Наверное, все-таки вернусь туда, — замечает он.
Выходит, и для него нынешнее наше занятие не на всю жизнь. И чем раньше мы покончим с ним, тем лучше.
— Хорошо, что дали тебя, — вдруг заявляет он.
Что я могу на это сказать? Я просто сражен. Раньше никто этим не бывал доволен. Но Грин, мне кажется, на самом деле рад. Все-таки я не новичок какой-нибудь. У меня за спиной двадцать боевых вылетов.
— Ладно, — говорю я. — Может, нам повезет.
Тут мы пожимаем руки, так как ничего другого не приходит в голову.
Мне было страшно возвращаться, но теперь, после этого разговора, ничего. Все, что он сказал, мне по душе. Он как-то умеет говорить то, что нужно.
— Ладно, — продолжаю я. —Держись.
Затем иду в информационный отдел, чтобы посмотреть личные карточки членов экипажа.
Джон В. Грин, лейтенант из Туджанга, штат Калиффрния.
Прежний штурман Мартин Л. Бьюлон, из Нью-Йорка, до войны учился в университете.
Лейтенанта Симмерса я немного знаю. Он бомбардир (в мирное время был лейтенантом полиции). В Детройте у него жена.
Младший сержант Брэдли (Джилберт) — турельный стрелок из Пенсильвании, работал контролером на пивоваренном ваводе «Олд Ридинг».
Младший сержант Томас Ф. Макковей, юрист из Лоуренса, штат Массачусетс, в лучшие времена был железнодорожником.
Старший сержант Гарлин Л. Боссерт, стрелок; по словам Грина, образец выдержки и спокойствия в бою. До войны трудился на фабрике Гамильтона Бича в Касвилле, штат Висконсин.
Центральный стрелок Рой Г. Толберт одно время вкалывал механиком, затем стал служащим на хлопчатобумажной фабрике в Гринвуде, Южная Каролина.
Старший сержант Ирвин Э. Мок — хвостовой стрелок, а под настроение и техник. До армии работал у Дугласа, родом из Хобарта, Оклахома; по мнению Грина, лучшего стрелка не сыскать.
Из анкет много не узнаешь. Да я и не стремился, надо было просто хоть имена выяснить тех, с кем предстоит лететь на задание. Но стоило мне выйти за порог, как я уже забываю, кто есть кто.
Мок — хвостовой... Брэдли — центральный... нет, турельный; нет, Толберт — турельный... нет...
Под конец уверен только, что по левую сторону будет Грин, по правую я, и кто знает, может, все пойдет нормально.
Образование
Наш первый налет на Мюнхен.
Чищу спокойно зубы, тут входит Порада и объявляет приказ.
Полет туда и обратно занимает десять часов.
Сплошная облачность, значит, не откроется нам ни виноградный край, ни Рейн, ни снег на Юнгфрау — в общем, ничего, что есть в этом мире, кроме неба и солнца над облачным покровом.
Домой возвращаются почти все «крепости». Несколько взорвалось. Пара «либерейторов», вывалившись из облаков, попалась шнырявшим там «фокке-вульфам».
Только по зенитным разрывам понимал, что мы над Мюнхеном. Между нами и остальным миром — дымящееся блюдо облаков.
— Уверены, что мы бомбили Мюнхен? — вопрошает Мок по пути домой.
— Ну ты даешь! А что же еще? — откликается Симмерс. — Откуда же по нас били зенитки, с Кони-Айленда, что ли?
— Вот это забавно! — задумчиво изумляется Мок. — Вернее, ужасно.