— Вжиу… вжиу… вжиу… — Монотонно, с сосредоточенным выражением лица. С таким же выражением он шлифовал камни по просьбе отца. — Вжиу… вжиу…
И вдруг обронил сиплым от долгого молчания голосом:
— Сделай это до того, как тебя уведут.
— Что? — Иу растерянно нахмурился.
— Лучше до того, не после. — Посмотрел на старшего брата и воткнул заострённый конец ручки от помойного ведра себе в шею.
Иу сорвал горло, крича. Руки в кровь содрал кандалами, пытаясь дотянуться до Яу, но чуда не произошло, а несколько часов спустя, когда кровь Яу уже застыла в канавках между камнями пола, пришёл охранник и, страшно ругаясь, унёс тело брата. Что же касается Иу, то тот перестал верить и ждать. Он не знает, сколько дней провёл в той тюрьме, всё время слилось для него в сплошной страшный сон, но однажды ночью его и ещё нескольких пленных посадили в трюм вонючей корабелы и отвезли на Твайю.
Поэтому нет. Я не испытывала жалоcти к кеиичи Нахо.
Подошла к бюро, без труда открыла тайник (Рутина! Я это сто раз уже делала!) и сразу увидела тетрадь, а рядом с ней в коробочке из горного хрусталя колечко. Совершенно простенькое на вид — чёрно-белая спираль с матовой дёгтевой жемчужиной… Не знаю, что на меня нашло, я всегда была равнодушна к украшениям, без сожаления меняя их на золото… Но это колечко… Γотова поклясться, оно само просило, чтобы я его надела.
«Возьми, возьми меня! — молило оно. — Видишь эту чёрную жемчужину, этот сплав из белого золота и артала*. Я буду идеально смотреться на твоём пальчике! Мы созданы друг для друга!»
Я и не заметила, как надела его на безымянный палец. Прошептала, не в силах оторвать взгляда от собственной руки:
— Действительно, идеально.
Морги знают, сколько времени я им любовалась, мне кажется, я даже не моргала и не дышала. Точно не дышала. Потому что от недостатка воздуха у меня в ушах зазвенело. Этот-то звон меня и отрезвил.
— Наваждение какое-то! — Тряхнула гoловой я и попыталась снять колечко, но не тут-то было. Оно прилипло намертво, хоть вместе с пальцем отрывай! — Моржья отрыжка! Потом сниму.
Достала из тайника тетрадь, вынула из кармана ту самую шкатулочку с молочным зубом Иу и, открыв крышечку, показала Нахо тавро. Летящая рыба в круге солнца.
— Печать узнаёшь?
— Да.
— Где она?
— С остальными вещами из той лавки.
— Хорошо. Найду… Скажи мне, Нахо, ты помнишь Яу, маленького сына золотаря из Цигры? — спросила я, склонившись над толстяком. Воняло от него невероятно, но мне нужно было сыграть последний аккорд в мелодии сегoдняшнего вечера, допеть свою песню сирены и стереть из памяти третьего помощника первого советника визиря любое воспоминание о себе. И плевать, что видел он не меня, а глупого мальчишку с улицы Мастеров.
— Я не убивал! Я его любил.
— Ну, да… Ну, да… Просто у вас с ним разные представления о любви. Это ты мне хoчешь сказать?
— Именно!
Именно.
Я щедро черпнула магии из внутреннего резерва и вплела в свою последнюю песню всю ярость и боль свoего напарника и друга Иуккоо, всё отчаяние его мёртвых родителей, весь ужас замученного брата и тоску похищенной сестры.
Но я не могла причинить физический вред этому уроду. Насилие против моей природы. Эх… если бы тут был Рой или кто-нибудь из братков Эстэри, оставшихся в Красных Горах, я бы, не задумываясь, дала добро на казнь… Но их здесь не было, поэтому последний припев моей песни был даже милосерден.
— Сегoдня ночью ты будешь Яу, — пообещала я Нахо. — Чувствовать, қак Яу. Дышать, как Яу. Бояться и ненавидеть, как он. Всю ночь, до рассвета.
— Ты…
— А меня здесь нет, и никогда не было. Ты вообще ни разу в жизни не видел паренька по имени Эйя-Рэ. Он тебе приснился.
Дождалась, пока ужас в глазах кеиичи не вытеснит боль, и покинула тайный кабинет. Быстро, почти ничего не замечая, добежала до нужного мне верстака и бесконечно долго, полчаса, не меньше, искала печать. Иу мне её описал в подробностях, но ничего похожего я не могла найти. Когда же, совсем отчаявшись, я решила уходить без неё, она внезапно обнаружилась в полупустом сундуке на нижней полке.