— Вы никогда не видели мертвых?
— Нет…
— Хочу сделать вам комплимент: вы стойко держались… Кстати, удалось раздобыть сведения о хозяине дома?
— Да…
— Я вас слушаю.
— Это некто Хиггинс. Он снял дом три или четыре месяца назад. Он коммивояжер и практически здесь не бывает.
— Как он выглядит, этот Хиггинс?
— Среднего роста, седые волосы…
— К нему кто-нибудь приходил?
— Несколько раз Марта, как я поняла по описанию, и еще молодой человек…
— Где работает Хиггинс?
— Соседи не знают. Он ни с кем не разговаривал… Приезжал на день-два, потом опять пропадал на неделю…
— На чем он приезжал?
— На машине. Ярко-красный «хиллман» с откидывающимся верхом…
— Браво, — говорю я, — у вас явные способности, малыш!
Она скромно опускает глаза.
Мы подходим к пабу. Три ступеньки. В этой стране нужно обязательно пройти по нескольким ступенькам вниз или вверх, чтобы куда-то попасть.
Мы садимся в баре.
— Что вы будете пить? — осведомляюсь я вежливо.
— То же, что и вы, — отвечает она.
— Я — виски…
— Я тоже.
— Двойное виски…
— Тогда два двойных…
— Ваше сердечко страдает?
— Есть такое дело…
Бармен наливает нам два стакана виски, оставив место, лишь чтобы положить туда по куску льда. Мы пьем с наслаждением… Звучит тихая приятная музыка, причем не какая-то там американская, а настоящая французская. И это доставляет мне такое же удовольствие, как и алкоголь…
— Может, позвоним? — намекаю я. — Но, заметьте, мы никуда не спешим, а, учитывая положение дел, спешить вообще некуда…
Грейс спрыгивает со своего табурета.
— Пошли…
Мы втискиваемся в узкую кабинку в глубине зала.
— Попросите соединить со Скотленд-ярдом, — говорю я, — а как только они ответят, позовите инспектора Брандона для комиссара Сан-Антонио. Я буду с ним разговаривать сам, так как он понимает мой красивый язык.
Грейс кивает и начинает объясняться с телефонисткой.
В этой узкой деревянной клетке я чувствую ее всю. Тепло ее тела, тонкий аромат духов… Наши тела плотно прижаты друг к другу, и я ощущаю, еще немного, и может случиться так, что ваш дорогой Сан-Антонио получит пощечину — будьте здоровы!
Грейс разговаривает, потом умолкает, затем снова что-то произносит…
Очевидно, ее уже соединили со Скотленд-Ярдом, где велят подождать…
Наконец она передает мне трубку.
Эбонитовый микрофон сохраняет запах ее помады… Тепло ее дыхания…
Грейс хочет выскользнуть из кабины, но я удерживаю ее, прижимая к стенке. Она не двигается, никак не реагирует, только лишь дыхание становится чуть чаще, чуть сильнее.
— Алло! — слышу я далекий голос.
— Брандон?
— Yes…
— Это комиссар Сан-Антонио…
— О-о! Как ваши дела, коллега?
— Лучше, чем у Марты Обюртен… Он испускает какую-то непонятную тираду, затем любопытствует:
— С ней случилось несчастье?
— Можно и так сказать. Она похоронена в саду некоего Хигтинса, это на Кастой-Маркет, дом сто двадцать два.
— Что вы сказали?
Он, похоже, ошарашен, этот инспектор лучшей в мире полиции.
— Как вам удалось найти?
— По нюхомеру…
— Что это за инструмент? Я смеюсь.
— Это патентованный французский прибор, дорогой друг… Я хотел поговорить с девушкой, но она пропала. Тогда я решил ее поискать. Вот нашел. Только, пожалуйста, мне не хотелось бы лезть в это дело, поэтому займитесь им сами. Хорошо? У меня время очень ограничено, а мне еще столько нужно сделать, чтобы дойти до конца…
— Что вы имеете в виду под «дойти до конца»?
— Докопаться до истины. Я знаю, и вот вам доказательство, что за банальным преступлением Ролле скрывается что-то серьезное, понимаете, Брандон? Вот увидите, мы еще найдем горшок роз в один из дней…
— Найдем… что?
Я вздыхаю… Нет, решительно никогда я не смогу привыкнуть к этой стране.
— Вы приедете сюда?
— Сейчас же выезжаю.
— Может быть, мы встретимся? — предлагаю я. — Где вы остановитесь?
— Ну… я думаю… Скорее всего в «Коронованном льве».
— Хорошо. Если я не дождусь вас, то оставлю записку.
— Вы собираетесь уехать?
— Еще не знаю…
— Могу ли я спросить, каковы ваши планы на ближайшее время?
— Выпить двойное виски…
— Тогда ваше здоровье, комиссар!
Я вешаю трубку.
Грейс передо мной, близко-близко, не двигается, лишь грудь вздымается из-за частого дыхания.
Я смотрю на нее, как смотрит юноша на девушку, когда очень ее желает.
Она чувствует опасность и открывает дверь.
Мы оба красные, она и я, когда возвращаемся к стойке.
— Два двойных, — говорю я ровным голосом, стараясь скрыть эмоции.
Глава 6
Где пойдет речь о хозяине гаража, который знает свое дело, и о французском комиссаре Сан-Антонио, который знает свое!
Мы молча прихлебываем виски. Время идет, пластинка в проигрывателе крутится, и, очевидно, кружится голова моей мужественной переводчицы, поскольку Грейс хлещет виски, как настоящий мужчина. Но держится молодцом и если уж отключится, то еще не скоро.
Я потихоньку провожу инвентаризацию своих мыслей.
Пока у нас имеется три персонажа в этой истории: Марта Обюртен, еженедельная спутница Ролле, высокий блондин в замшевом жилете, который, как мне кажется, в чем-то противодействовал Ролле, и Хиггинс, арендатор дома, где огород служит филиалом кладбища Нортхемптона.
О первой я кое-что знаю: она работала в аптеке, она не была кокеткой, она якобы срочно уехала под предлогом болезни тетушки и, самое главное, она теперь мертва.
О втором я знаю лишь, что он молодой блондин высокого роста, который носит коричневый замшевый жилет.
О третьем мне известно, что его зовут Хиггинс и у него красный кабриолет марки «хиллман».
Выходит так, что, имея в наличии пока только эти элементы, мне придется продолжать поиски в полном тумане — в прямом и переносном смысле — и без знания английского языка. Чудненькая перспектива…
Я морщусь, и нос у меня вытягивается. Со стороны я, очевидно, похож на бухгалтера, вспомнившего за вечерним виски, что забыл вставить важную статью в финансовый отчет.
Я поднимаю на Грейс глаза, тяжелые от невеселых мыслей.
— Ладно, — говорю я, — уже поздно. Наверное, вы хотите вернуться домой? Она не смотрит на меня, но отвечает:
— Нет.
Коротко и ясно.
— Но, — бормочу я, — я же не могу вас таскать за собой вечно, а?
Конечно, она не может понять этот слишком разговорный французский, да и словарь здесь сразу не поможет, но в общий смысл врубается.
— Если я вам мешаю, — произносит она спокойно, — тогда другое дело. Грейс соскальзывает с табурета.
— Всего доброго! Мне было очень интересно. — И направляется к выходу.
— Э! Подождите! — кричу я. — Только давайте без комплексов. Естественно, я предпочитаю, чтобы вы остались со мной, так как без вас я ощущаю себя брошенным в племени папуасов.
— Так в чем же дело?
— Просто меня терзают угрызения совести…
— Мне всегда говорили, что у полицейских их не бывает.
Я смотрю, что она тоже, как ваш покорный слуга, за словом в карман не лезет.
— Спорим, что я исключение, подтверждающее правило. Мои угрызения совести являются неотъемлемой частью моих правил приличия. Я, скажем так, мучился из-за того, что вас, может быть, кто-то ждет…
— Никто меня не ждет.
— В вашем возрасте это ненормально…
— Вы находите?
— Еще как нахожу!
— Мои родители умерли…
— А местные юноши? Что они делают после работы? Вышивают?
— Они все больше играют в пинг-понг…
Я умолкаю. Бессмысленно продолжать муссировать тему возмужалости местной молодежи. Для меня это так же странно, как надувные куклы для любовных шалостей.
— Так, все, — говорю я решительно. — Пошли за мной!
Мы выходим из бара, и я ошарашен страшной сыростью воздуха. Весь город как огромная губка. Я ощущаю себя микробом, загибающимся в легких плевритика.