Казалось, что эта послѣдняя фраза добраго хозяина не понравилась ни Зинаидѣ Львовнѣ ни адмиралу, но Серафима Павловна пріятно улыбнулась и весело сказала:
— Конечно, деньги потому и пріятны и дороги, что ими мы можемъ тѣшить себя и дѣтей нашихъ.
Адмиралъ сдѣлалъ какой-то вопросъ, и разговоръ принялъ другое направленіе.
Когда обѣдъ, обильный, длинный, утомительный, наконецъ, окончился, и стали подавать десертъ, Ракитинъ опять не утерпѣлъ, сказалъ:
— Попробуйте ананасы; выписалъ изъ Москвы, мои еще не доспѣли. Должны быть хороши. За штуку заплатили по золотому, самъ мой главный управляющій выбиралъ. Доложу вамъ, это не дорого. Свои-то ананасы, я знаю это по опыту, не въ золотой обойдутся, но гораздо дороже. Оранжерея, мы какъ-то считали это, помнишь, Зинаида Львовна, обошлась намъ въ 3000 годично, а теперь и дороже; лѣса вырубали… А я люблю свои оранжереи. Вотъ и Анатоль мой тоже. Вѣрите ли, въ разоръ меня разоряетъ. Придетъ въ оранжерею, срѣжетъ два-три ананаса, будто это яблоки, да и съѣстъ. Весело смотрѣть, какъ онъ своими крѣпкими бѣлыми зубами откусываетъ. Что жъ? На здоровье! Затѣмъ я въ молодости трудился и частенько на пищѣ св. Антонія сидѣлъ, какъ говоритъ жена, чтобы и она и дѣтки на бархатѣ сидѣли, на золотѣ кушали лакомства заморскія.
И опять не понравился Зинаидѣ Львовнѣ разговоръ мужа; такая ужъ въ этотъ день была незадача, а прекословить мужу она не хотѣла, уважая его и желая, чтобы и другіе уважали его. Она, чтобы перемѣнить разговоръ, поглядѣла на мужа и встала. Всѣ встали за нею. Начались обычныя благодаренія хозяйкѣ и хозяину — и всѣ потянулись въ гостиную.
— Чего прикажете: чаю или кофею? спросилъ Ракитинъ у своихъ гостей.
— Мне кофе, а мужу чаю; онъ охотникъ до чаю, — сказала Серафима Павловна.
— Эй, эй, кто тамъ! Ефимъ чаю, да лучшаго, цвѣточнаго, у меня цыбикъ выписанъ изъ Нижняго, — сказалъ Ракитинъ.
— Благодарю, отъ чаю я не откажусь, — сказалъ адмиралъ, люблю хорошій чай и пью его съ удовольствіемъ.
Лицо Ракитина такъ и просіяло.
— Угощу васъ на славу! воскликнулъ онъ весело: — благодарю васъ, что меня утѣшили, потому за столомъ вы почти ничего не кушали.
— Прямой вы русскій человѣкъ, хлѣбосолъ, гостепріимный хозяинъ, — сказалъ привѣтливо адмиралъ.
Зинаида Львовна улыбнулась милою улыбкой и, обратясь къ сидѣвшему рядомъ съ ней адмиралу, сказала ему вполголоса, такъ что мужъ не могъ слышать, что она говорила:
— Да, вы правду сказали, мужъ мой гостепріимный хозяинъ и истинно добрый человѣкъ. Вотъ уже 16 лѣтъ, какъ я замужемъ, но вѣрьте, до сихъ поръ не привыкну къ добротѣ его — она меня растрогиваетъ. Кому, кому онъ ни помогалъ, и какъ часто былъ обманутъ!
— Отъ этого ни одинъ порядочный и добрый человѣкъ не застрахованъ. Только негодяевъ и мошенниковъ обмануть трудно — они всѣхъ по себѣ судятъ, всѣхъ подозрѣваютъ и отъ всѣхъ остерегаются, — сказалъ адмиралъ, — а добраго и благороднаго человѣка ничего нѣтъ легче, какъ обмануть и обокрасть.
— Мой мужъ знаетъ дѣла, но остался, несмотря на свою опытность, мягкосердъ и довѣрчивъ. Я, право, за нимъ не знаю капитальнаго недостатка — одна моя бѣда съ нимъ: слишкомъ дѣтей любитъ.
— Бѣда не большая, — возразилъ адмиралъ, улыбаясь.
— Ахъ, большая, большая, — отвѣтила Зинаида Львовна съ увлеченіемъ и жаромъ. — Перебаловалъ мальчиковъ, воли имъ далъ слишкомъ много. Удержа они не знаютъ, узды на нихъ нѣтъ.
— Это ужъ не любовь, а слабость, — замѣтилъ адмиралъ.
— Онъ не отъ слабости, онъ человѣкъ съ большимъ характеромъ и разумный — это у него отъ ложнаго пониманія жизни. Онъ стоитъ на томъ, что мальчикамъ надо имѣть характеръ.
— Онъ правъ! куда же годенъ молодой человѣкъ, а тѣмъ больше мужчина безъ характера?
— Да, но характеръ не вырабатывается въ своеволіи и невоздержанности. Трудно имѣть характеръ, вырастая въ слишкомъ большой роскоши, не зная отказа ни въ чемъ.
— Конечно, это другой вопросъ, — сказалъ адмиралъ.
— Все тотъ же, но это оборотная сторона медали. Мы, я и мужъ мой, часто споримъ объ этомъ. Я говорю: пусть сперва выучатся повиноваться и управлять собою, чтобы потомъ быть въ состояніи управлять другими. А онъ говоритъ: пусть живутъ свободно и счастливо, жизнь потомъ научитъ покоряться обстоятельствамъ. Я говорю: воспитаніе вырабатываетъ зачатки характера, а жизнь его окончательно утверждаетъ. Вотъ хотя бы старшій сынъ мой, Анатоль; онъ умный и способный мальчикъ, но ему нужна узда.