— Онъ тебѣ нравится! воскликнула Серафима Павловна не безъ тревоги.
Глаша молчала и сидѣла серіозная и суровая.
— Онъ!.. О, нѣтъ, мама, какъ мнѣ можетъ нравиться человѣкъ пожилой, по лѣтамъ своимъ онъ мнѣ годится въ отцы. Ему сорокъ пять, если не больше, а мнѣ двадцать два года.
— Такъ зачѣмъ же? спросила Серафима Павловна.
— Онъ отличная партія. Ему впереди открывается блестящая карьера; онъ и теперь генералъ свиты, богатый, со связями при дворѣ. Такой партіи упустить незьзя. Въ моемъ положеніи это было бы безумно.
— Какое твое положеніе! сказала Глаша съ укоризною: — ты живешь въ свое удовольствіе, денегъ у тебя достаточно для нарядовъ, въ затрудненіе семьи ты не входишь и постоянно ѣздишь въ общество, имѣешь успѣхъ.
— Я знаю, но мнѣ трудно достаются и наряды и выѣзды, — сказала Вѣра: — мнѣ все это прискучило, я хочу быть свободна, веселиться безъ оглядки, блестѣть въ Петербургѣ. Я буду принята при дворѣ.
— Все это хорошо, — сказала Серафима Павловна, — я соглашаюсь въ томъ, c’est tentant, но съ положеніемъ ты берешь и мужа — я мечтала для тебя о другомъ. Я думала, что за заслуги отца тебя сдѣлаютъ фрейлиной и возьмутъ ко двору и тамъ…
— Я, пожалуй, какъ многія другія, останусь старой дѣвицей. Покорно благодарю! Доживать вѣкъ въ Таврическомъ дворцѣ почетной, но старой фрейлиной — участь незавидная.
— Но ты, по крайней мѣрѣ, уважаешь его? спросила Глаша, — сочувствуешь ему въ его мысляхъ и взглядахъ?
— Конечно, конечно, — отвѣтила Вѣра спокойно, — насколько я могу при этой разницѣ лѣтъ и при нашемъ поверхностномъ знакомствѣ. Я мало знаю его. Онъ очень замкнутъ, его разгадать трудно, но онъ уменъ, манеры его безукоризненны, репутація тоже.
— Ты говоришь такъ холодно и печально; я бы хотѣла радоваться, а взглянувъ на тебя, мнѣ хочется плакать, — сказала ей мать.
— Ни радоваться безъ мѣры, ни ужъ тѣмъ болѣе плакать не о чемъ, а просто надо обсудить.
— Такъ повремени.
— Да я то и сдѣлала. Я цѣлую недѣлю думала, рѣшилась и пришла просить вашего согласія. Ну, мама, рѣшайтесь. Говорите: да. Видно ужъ судьба моя такая.
— Вѣра! воскликнула Глаша, — но вѣдь судьба твоя въ твоихъ рукахъ. Вѣдь ты молода, у тебя и другіе женихи будутъ; зачѣмъ же итти за…
— Что ты понимаешь? Женихи будутъ, можетъ-быть, даже вѣроятно будутъ при моемъ успѣхѣ въ свѣтѣ, но будутъ ли столь богатые и знатные?…
— Струйскій выслужился, онъ не стариннаго роду, — замѣтила Серафима Павловна.
— Это ничего не значитъ; онъ въ чинахъ, богатъ, и передъ нимъ карьера. Что мнѣ оттого, что я Боръ-Раменская? Я бѣдна, какъ церковная крыса, и свои платья должна шить…
Вѣра прикусила языкъ. Глаша вознегодовала и хотѣла возразить, но мать взяла ее за руку.
— Молчи, Глаша! Не время теперь затѣвать споры. Вѣра говоритъ вздоръ. Она увидитъ, что значитъ носить имя Боръ-Раменской, дочери адмирала и героя; ее и при дворѣ благодаря этому имени примутъ иначе. Но теперь вопросъ иной. Я прошу тебя, Вѣра, подумать въ виду того, что я не усматриваю и тѣни особеннаго чувства и уваженія къ тому человѣку, которому ты хочешь вручить судьбу свою. Я всегда очень много придавала значенія имени (его у него нѣтъ), положенію и богатству, но не въ той мѣрѣ, чтобы принять предложеніе человѣка безъ особеннаго чувства уваженія къ нему. Подумай…
— Я ужъ думала.
— Вѣра, я не могу дать моего согласія такъ скоро. Ты сама сказала, что его мало знаешь.
— Ради Бога, мама, не мудрите. Когда это человѣка хорошо знаешь, видя его въ гостиной? Всякое замужество случайность, лотерея!
— Ну, нѣтъ, извини! Когда репутація отличная, когда жизнь безупречная, когда чувство уваженія, дружбы, любви, наконецъ, соединяетъ вступающихъ въ бракъ съ согласія, конечно, родителей, на счастіе разсчитывать можно.
— При всѣхъ этихъ условіяхъ прибавьте: богатство. Безъ него жизнь — мука.
— Но не спѣши, Вѣрочка, дай намъ время узнать его поближе. Это правда, что онъ не глупъ, говоритъ разумно, но такъ холоденъ, сдержанъ, такъ неподвиженъ, что я боюсь, есть ли у него сердце.
— Какъ не быть, — сказала Вѣра смѣясь, — у всякаго человѣка есть сердце, ну, а до сентиментальностей я не охотница. Я давно предоставила ихъ Сережѣ и отчасти Глашѣ, которая глядитъ теперь на меня, будто я всѣхъ васъ столкнула въ яму.
— Нѣтъ, Вѣра, я боюсь, что ты себя толкаешь въ яму.
— За меня не безпокойся. Ну вотъ что, мама. Я нынче поѣду къ тетушкѣ, а вамъ даю весь день и всю ночь на размышленіе и безконечныя семейныя пренія, пусть безъ меня всѣ вы наговоритесь. Но завтра дайте мнѣ отвѣтъ. Я надѣюсь, что вы не захотите отказать мнѣ въ своемъ согласіи. Вамъ ничего нельзя сказать разумнаго противъ этого брака. Прощайте, до свиданія.