— Не знаю, — сказала обиженная Серафима Павловна, — видно — это у нихъ въ Питерѣ такой обычай… Впрочемъ, и мой другъ дорогой, мужъ, не допускалъ меня до хозяйства… Все бывало самъ…
— Что жъ, и обѣдъ заказывалъ? сказала княжна съ насмѣшкой.
Серафима Павловна засмѣялась.
— Чтò это, кузина, да мой другъ не отличилъ бы утки отъ курицы. Онъ никогда не зналъ, что кушалъ; и что подадутъ, то и скушаетъ, если голоденъ. Подлинно не знала я, чѣмъ онъ сытъ бывалъ, да вотъ и не прожилъ…
Серафима Павловна утерла влажные глаза. Княжна сдѣлала видъ, что ничего не замѣчаетъ, и сказала:
— Такъ вотъ, что: въ будущее воскресенье у моихъ друзей, дѣвицъ Богуславовыхъ, большой балъ; я заѣду за Глашей, пусть она будетъ готова къ одиннадцати часамъ. Сдѣлай ей платье безъ затѣй, попроще; я ее на этомъ балѣ всѣмъ представлю. Тамъ будетъ вся Москва, la société.
— Такъ ты ее не повезешь съ визитами? сказала, недоумѣвая, Серафима Павловна.
— Нѣтъ, я ужъ визитовъ не дѣлаю, — стара, и съ меня не взыскиваютъ. Я ее познакомлю со всѣми, и пусть она сдѣлаетъ визиты съ кѣмъ-нибудь. Теперь Ракитины дѣлаютъ визиты, они твои близкіе, пусть возьмутъ Глашу. Зинаида въ дѣвицахъ знала многихъ, вѣдь она рожденная княжна Осокина.
— Ну, нѣтъ, — сказала Серафима Павловна, — я не хочу, чтобы Ракитина вводила мою дочь въ мое общество. Я подумаю; быть можетъ, сама поѣду.
— Ты! въ твои лѣта, вдова адмирала; съ визитами къ молодымъ бабенкамъ, какъ Честовы и Брянская, и къ дѣвочкамъ, какъ Дубровина и другія выѣзжающія съ молоденькими сестрами… Нѣтъ. Развѣ если хочешь — поѣзжай на балъ; тебѣ по одному намеку пришлютъ приглашеніе.
— Мнѣ, такой несчастной, куда ужъ ѣздить на балы…
— Такъ пошли Глашу съ визитами съ братомъ. Нынче съ братьями дѣлаютъ визиты; я видала. Если имѣешь довѣріе къ сыну и дочери, то…
— Конечно, имѣю, — сказала Серафима Павловна съ гордостью.
— Прекрасно, но въ такомъ случаѣ пусть Сергѣй ѣдетъ со мной и на балъ; я его представлю всѣмъ, а то какъ же ѣхать съ визитомъ, никого не зная.
— Ахъ, какъ я рада! воскликнула Серафима Павловна. — Сережа отшельникъ, медвѣдь, дикарь! Это его принудитъ покинуть свою берлогу, узнать людей, себя показать!
— Сережа красивъ собою, — проговорила княжна, — и уменъ. Ему вездѣ будутъ рады и черезъ него будутъ внимательнѣе къ сестрѣ. А хорошо онъ танцуетъ?
— Плохо. Никогда не хотѣлъ учиться. Вотъ и выйдетъ по-моему; говорила я, что необходимо хорошо вальсировать. Теперь и пожалѣетъ, да поздно.
— Вальсъ не философія, — сказала княжна, — въ десять уроковъ, если захочетъ, будетъ вальсировать отлично.
— Ну, извини. Я сама была первой valseuse, за границей всѣ дивились: la jolie russe danse comme une fée…
Княжна все это слышала не однажды и потому поспѣшила проститься, встала и сказала:
— До свиданія, дружокъ! Такъ пусть Сережа и Глаша будутъ одѣты и готовы къ одиннадцати часамъ. А теперь я спѣшу на вечеръ, на карточный, хотя и по маленькой, а ближе часа партія не окончится.
Широкую, всегда пустую, парадную лѣстницу большого дома дѣвицъ Богуславовыхъ узнать было нельзя. Она превратилась въ тропическій садъ и роскошный цвѣтникъ. На всѣхъ площадкахъ и внизу, при входѣ въ сѣни, и наверху, при входѣ въ залу, стояли высокія деревья, мирты, пальмы, а между ними пурпуровые цвѣты камелій выглядывали изъ металлической, составляющей ихъ красоту, зелени. Всѣ ступеньки широкой лѣстницы, устланной ковромъ и залитой свѣтомъ лампъ, были уставлены горшками цвѣтовъ. Ароматъ гіацинтовъ, нарциссовъ и фіалокъ наполнялъ воздухъ. Лакеи въ ливреяхъ съ гербами стояли на всякой площадкѣ Столь же неподвижные, какъ и бронзовая негритянка, державшая въ металлическихъ рукахъ зажженные канделабры. Нарядная толпа всходила по лѣстницѣ, шурша нарядными платьями и веселымъ говоромъ оглашая пространныя сѣни. Въ этой вереницѣ лицъ, тянувшейся вверхъ безъ спѣха и безъ стремительнаго нетерпѣнія, шли и наши близкіе знакомые, Глаша и Сережа, вслѣдъ за старушкой Алмазовой, которую велъ подъ руку съ одной стороны лакей, а съ другой — какой-то важный, среднихъ лѣтъ, господинъ при звѣздѣ и лысинѣ. Онъ что-то говорилъ ей. Глаша шла подъ руку съ братомъ и любопытно оглядывала красивое убранство лѣстницы.
— Какая прелесть! сказала она брату: — дальше итти не хочется; сѣла бы я здѣсь и сидѣла бы цѣлый вечеръ. Не правда ли, чудно хорошо? Не налюбуешься вдоволь!