— Конечно, читала.
— Долинскій, ты опять забылъ дѣлать фигуру. Тебѣ, твой чередъ…
— Извините, прошу васъ, заболтался.
— Я благодарю васъ и сердечно, — сказала Глаша, окончивъ фигуру. — Такъ несносно, что насъ прерываютъ.
— А мы можемъ поговорить вдоволь, если вы согласны отдать мнѣ мазурку.
Глаша согласилась, но когда кадриль кончилась, она опять осталась одна-одинехонька и смущалась своимъ одиночествомъ.
Долинскій отыскалъ Анюту Дубровину.
— Побойся хотя своихъ тетушекъ, — сказалъ онъ, смѣясь, но съ укоромъ, — вѣдь онѣ тебя не похвалятъ, здѣсь у тебя сидитъ въ уголку и скучаетъ Боръ-Раменская. Познакомь ее, — ты хозяйка.
— Удивительно, что Лиза ничего не можетъ сдѣлать, какъ надо. Я ей и Лидіи поручила Боръ-Раменскую. Лидія молчитъ, какъ рыба, а Лиза щебечетъ и носится по залѣ, какъ въ припадкѣ горячки, — сказала Дубровина съ легкой досадой.
— Вѣдь ты ихъ знаешь, зачѣмъ же поручала имъ новичку и притомъ, кажется, очень застѣнчивую.
Долинскій отправился съ той же просьбой къ Новинскому, Томскому и Щеглову. Щегловъ освѣдомился, хорошо ли вальсируетъ Боръ-Раменская. Ваня отвѣчалъ: „Отлично, восхитительно!“ хотя совсѣмъ не имѣлъ понятія о способностяхъ Глаши въ этомъ отношеніи. Но это послужило къ удовольствію Глаши. Щегловъ позвалъ ее на одинъ туръ вальса и, убѣдившись, что она дѣйствительно танцуетъ хорошо, удостоилъ ее чести вальсировать съ нимъ три раза въ теченіе танца. Конечно, это было немного, но все же что-нибудь. Томскій привелъ кавалеровъ. Глаша танцовала и кадрили, но успѣха не имѣла; ее не замѣчали, и о ней никто не сказалъ ни слова. Но зато ее ждало великое удовольствіе; танцуя мазурку съ Долинскимъ, она такъ увлеклась его разговоромъ, что по обоюдному согласію они почти и не танцовали, а говорили безъ умолку. Сережа былъ веселъ; онъ танцовалъ съ Соней и имѣлъ положительный успѣхъ. Его всѣ замѣтили, о немъ всѣ спрашивали. Его выразительное, красивое лицо, стройный станъ, достойная и изящная манера держать себя, его прославленное отцомъ имя, обратили на себя общее благосклонное вниманіе. Дѣвушки охотно танцовали съ нимъ, несмотря на то, что онъ не блисталъ искусствомъ въ танцахъ и въ мазуркѣ; онѣ, къ его досадѣ, постоянно прерывали его оживленный разговоръ съ Соней. Лиза Долинская и Анюта Дубровина очень часто выбирали его, дѣлая фигуры мазурки. Не успѣли они оба, и братъ и сестра, наговориться, какъ мазурка превратилась въ польскій, двери въ столовую отворились, и толпа гостей, пожилыхъ и почетныхъ, полилась въ одну залу, а молодежь танцующая — въ другую.
Глаша, незваная на котильонъ, воротилась домой въ четыре часа утра, а Сережа пріѣхалъ домой въ семь часовъ, когда няня пила уже утренній свой чай и московскіе колокола, перезванивая, приглашали богомольцевъ къ ранней обѣднѣ.
— Ну, Глаша, разсказывай! опять запѣла старую пѣсню Серафима Павловна. Она имѣла обыкновеніе на другой день вечера или бала требовать подробный отчетъ о томъ, какъ и что, и кто.
— Я не знаю, съ чего начать, — сказала Глаша.
— Было ли тебѣ весело?
— И да, и нѣтъ. Я очутилась въ лѣсу, никого не зная; начались танцы, а у меня не было кавалеровъ.
— Это дѣло хозяйки.
— Да, но это продолжалось не долго. Мама, я познакомилась съ премилымъ молодымъ человѣкомъ.
Серафима Павловна навострила уши.
— Это меньшой изъ сыновей Долинскаго. Онъ много разговаривалъ со мною и много со мною танцовалъ. Онъ просилъ позволенія пріѣхать къ намъ.
— Что жъ? я всегда рада; но я думала у Долинскихъ только одинъ сынъ, тотъ, что служитъ въ Петербургѣ.
— Тамъ старшій — Димитрій, этотъ меньшой, онъ только что воротился изъ-за границы, а прежде зимою жилъ въ Крыму, тамъ и учился. Онъ былъ очень слабъ грудью, и ему приказали доктора жить на югѣ. Онъ жилъ у какой-то дальней родственницы въ Симферополѣ. Теперь воротился. Вѣроятно, завтра пріѣдетъ къ Сережѣ, который вамъ его и представитъ; только, мама, вы не пугайтесь и не волнуйтесь.
— Что ты, Глаша! Развѣ я дикарка и не умѣю принять у себя? Слава Богу, я…
— Не то, мама; онъ поразитъ васъ сходствомъ.
— Какимъ сходствомъ?
— Мама, онъ очень похожъ на брата.
Серафима Павловна измѣнилась въ лицѣ и, помолчавъ, спросила:
— На моего Ваню?
— Да, мама, очень похожъ.
— Чертами, можетъ-быть, но ужъ не выраженіемъ. Такого выраженія ангельскаго ни у кого быть не можетъ.
— Не знаю, мама, а только очень похожъ; ну вы теперь предупреждены, не пугайтесь и не волнуйтесь.
— Смутила ты меня, Глаша, разбудила ты во мнѣ такое мучительное…