— А я думаю, привычка. У стараго князя гроша за душой не было, и въ домѣ все, не то что просто, а бѣдно-бѣднехонько. Она и привыкла. Золота нигдѣ терпѣть не можетъ. Покажешь ей обои, ужъ такіе казистые, такіе забористые, а она: фи! трактиръ! и выберетъ какую-нибудь безцвѣтную, гладкую, грошовую бумажонку. „Картины на ней хорошо выходятъ“, скажетъ; ну и бери. Такъ-то и во всемъ. Въ мебели порядка не соблюдаетъ. Кушетку, диванъ ставитъ бокомъ, точно ихъ водой снесло, столовъ наставитъ тьму, пройти нельзя, непремѣнно за что-нибудь зацѣпишься. Право, разыгрываешь роль неуклюжаго Мишки. А кто виноватъ? — сама!
Ракитинъ разсмѣялся добродушно.
— Вамъ жаловаться нечего; она жена примѣрная, добрая.
— Куда жаловаться? Бога благодарить долженъ, и благодарю. Если бы она сама не была примѣрною, рѣдкою женою, то за дочку благодарилъ бы Бога; моя Соня — дитя прелестное и барышня съ головы до ногъ.
— Сокровище! повторилъ съ восторгомъ Андрей Алексѣевичъ: — благородство во всемъ, глядитъ княжною; что тебѣ княжна? не въ примѣръ лучше!
— Да въ ней и есть княжая кровь, — прибавилъ Ракитинъ: — она лицомъ похожа на дѣдушку, стараго князя. Добрый былъ человѣкъ и меня любилъ и жаловалъ.
— Что жъ ему было васъ не жаловать? Успокоили его на старости лѣтъ, озолотили всю семью. А вѣдь до васъ-то они нищенствовали. Можно было сказать, что у нихъ кромѣ чести, что княжескаго рода, ничего не осталось.
— Ну да; но по пословицѣ: что за честь, коли нечего ѣсть!
— Ну, этого не говорите. Пословица-то глупая и низкая. При богатствѣ легче соблюсти честь, а при бѣдности труднѣе. При бѣдности честь, того и гляди, потускнѣетъ; блюсти ее надо.
— Правда твоя, другъ сердечный, но о князѣ сказать этого было нельзя. Держалъ себя всегда съ достоинствомъ, ничего ни у кого не просилъ и отъ меня принималъ съ трудомъ, да и то, что необходимо, и ужъ истинно по-княжески: возьметъ и благодаритъ и при всѣхъ еще. „Я, говоритъ, когда принялъ, то умѣю спасибо сказать и благодарю съ удовольствіемъ, не стыжусь. Если не стыдно взять, то не стыдно и признаться и благодарность изъявить“.
— Истинно такъ, — сказалъ старый пріятель, и оба отправились въ гостиную пить вечерній чай. А тамъ уже сидѣли въ полномъ составѣ всѣ Боръ-Раменскіе, не исключая и адмирала.
— Мы переѣзжаемъ въ Москву въ половинѣ октября, — говорила Зинаида Львовна. — Вы обѣщались тоже пріѣхать туда на зиму, — продолжала она, обратясь къ адмиралу, — не позволите ли мнѣ и мужу пріискать вамъ квартиру недалеко отъ насъ. Это дѣло не легкое для васъ самихъ, гдѣ же вамъ объ этомъ заботиться, а Серафима Павловна и не умѣетъ
— Конечно нѣтъ. Я отъ роду квартиръ не искала. У покойнаго папеньки былъ свой большой каменный домъ у Красныхъ воротъ.
— Даль какая! сказалъ Ракитинъ: — это на краю свѣта.
— Тогда это былъ дворянскій кварталъ. На Чистыхъ прудахъ и на Разгуляѣ жили всѣ московскіе тузы, столбовые дворяне, князья и графы.
— Неужели?
— Да, всѣ мои тетушки, бабушки имѣли тамъ дома свои, — сказала Серафима Павловна.
— И мои, — сказала Зинаида Львовна.
— Ну, это было, и прошло, и быльемъ поросло, — сказалъ Ракитинъ, — а теперь мы будемъ вамъ искать квартиру на Никитской, Садовой, Поварской или на Воздвиженкѣ. Мы приложимъ стараніе и найдемъ; только сколько комнатъ и въ какую цѣну?
— О цѣнахъ я говорить не мастерица, — сказала Серафима Павловна, — это по части моего Antoine, а комнатъ, ну надо не мало. Сообразить вдругъ трудно. Я посчитаю на досугѣ. Надо и конюшни; хотя отецъ но позволялъ дочерямъ ѣздить верхомъ въ деревнѣ, но въ манежѣ дѣло другое. Это необходимо для здоровья и для выправки. Мы заберемъ своихъ лошадей и купимъ еще двѣ дамскихъ смирныхъ лошадки. Не такъ ли, другъ мой?
— Тогда видно будетъ — сказалъ адмиралъ уклончиво. — Передъ нами много времени.
— Какъ много? воскликнула Серафима Павловна, — я терпѣть не могу осени, и спѣшу уѣхать.
— Однако мы прожили съ тобою безвыѣздно лѣтъ семнадцать въ деревнѣ и, если не ошибаюсь, не скучали.
— Не знаю; ты не скучалъ, а я ужасно скучала.
— Не вѣрю, — сказалъ адмиралъ, — ты никогда мнѣ этого не говорила.
— Говорила или нѣтъ, это все равно. Ты обѣщался давно ѣхать въ городъ, когда Вѣрѣ минетъ семнадцать лѣтъ. Ей пора выѣзжать. Я хочу уѣхать отсюда въ началѣ ноября.
— Но позвольте, сперва надо найти квартиру, — сказалъ Ракитинъ: — судя по словамъ вашимъ, это дѣло не легкое. Конюшню надо искать лошадей на восемь или на десять, стало-быть, и домъ долженъ быть громадный. А мебель какъ же?