— У! какая нарядная, точно бабочка! воскликнулъ адмиралъ, ставя ее на землю.
— Папа любитъ меня нарядную, — сказала Соня, — притомъ у насъ нынче праздникъ.
— Да, рожденіе Ипполита, кажется, — сказала Серафима Павловна.
— Да, да! И чего только папа ему не выписалъ изъ Москвы! Ипполитъ такъ и сіяетъ.
— Ахъ, папа! воскликнулъ Сережа съ упоеніемъ: — ему отецъ подарилъ лошадку малютинъкую и новое хорошенькое панье. Ахъ, какое панье! А еще для письменнаго стола приборъ изъ малахита, изъ настоящаго малахита, папа! И подсвѣчники и все такое изъ малахита, прелесть! Налюбоваться нельзя!
Они переправились черезъ рѣчку и пошли тише въ гору по большой липовой аллеѣ, къ дому Ракитиныхъ. Сережа продолжалъ болтать.
— Но это еще не все, папа, и не такъ еще завидно.
— Завидно? повторилъ адмиралъ вопросительно.
— Я сказалъ это такъ, безъ мысли о зависти, а только потому, что ужъ очень красиво. Я радъ за Ипполита, но особенно завидно…
— Опять это дурное слово, — сказала Серафима Павловна, — вѣдь отецъ ужъ остановилъ тебя, но ты не обращаешь вниманія и не берешь въ расчетъ, что Боръ-Раменскіе никому и ничему завидовать не могутъ.
— Конечно, — сказала тотчасъ Соня, чуя что-то неладное, и взглянула на легкую складку на лбу адмирала, — Сережа хотѣлъ сказать, что ему особенно понравился подарокъ мамы. Моя мама всегда знаетъ, кому что подарить. Она выписала изъ Москвы книжку: „Юрій Милославскій“, сочиненіе Загоскина, въ красномъ переплетѣ, золото-обрѣзная, и на переплетѣ большія золотыя буквы: И. Р.
— Что же значатъ эти буквы? спросила Серафима Павловна, недоумѣвая.
— Ахъ мама! закричалъ Сережа: — начальныя буквы имени: Ипполитъ Ракитинъ.
— А!.. протянула Серафима Павловна.
— А я вышила брату коврикъ, — сказала Соня, — я вамъ сейчасъ покажу — все, до единаго стежка, сама вышила!
Они подошли къ террасѣ затѣйливаго дома Ракитиныхъ. Къ нимъ шелъ навстрѣчу высокаго роста, широкоплечій хозяинъ, съ радушною улыбкой на умномъ и добромъ лицѣ; за нимъ, спускаясь съ широкихъ ступеней широкой террасы, спѣшила навстрѣчу гостямъ жена его, высокая, стройная, черноволосая, еще очень моложавая. Онъ и она — пара. Оба красивые, здоровые, еще сравнительно молодые, стройные, съ добрыми и умными лицами.
— Дорогіе гости; сосѣдушки почтенные, какъ благодарить васъ за вниманіе, — сказалъ ласково и почтительно добродушный хозяинъ, — что пожаловали на нашъ семейный праздникъ. Ипполитъ, поди сюда, благодари адмирала. Ты еще не стоишь чести, что севастопольскій герой приходитъ въ день твоего рожденія, насъ всѣхъ поздравить, нашего простого и незатѣйливаго хлѣба-соли откушать!
Сидоръ Осиповичъ потеръ себѣ руки, добродушно и самодовольно засмѣялся. Его громкій смѣхъ, выраженіе лица заставили покраснѣть едва замѣтно жену его; она поцѣловала сосѣдку и, пожавъ руку адмиралу, сказала съ улыбкой:
— Благодарю за посѣщеніе. А у насъ пиръ горой; мужъ любитъ праздновать рожденіе дѣтей нашихъ, и пиръ станетъ настоящимъ праздничнымъ пиромъ потому, что вы пришли. Я знаю, вы обѣдать внѣ дома не любите.
— Не люблю, — сказалъ адмиралъ привѣтливо, — но у васъ — дѣло другое, къ вамъ я всегда радъ.
— Благодаримъ покорно на добромъ словѣ. Но это жена говоритъ, будто пиръ, — простой, семейный обѣдъ, по-домашнему. Дѣлъ было множество, а то я бы выписалъ изъ Москвы музыку, сжегъ бы фейерверкъ и зазвалъ бы знакомыхъ. Время не ушло: если Богъ дастъ жизни и здоровья — въ именины моей Софьюшки потѣшу и себя и ее.
Соня ласково прильнула къ рукѣ отца.
— А теперь не знаемъ, какъ провести вечеръ. Я оставилъ сыновей и вашихъ дочерей рѣшить, что будемъ дѣлать вечеромъ. Послѣ обѣда пустимъ на голоса, — чтò рѣшатъ они, то и будетъ.
— А если они рѣшатъ домъ поджечь для иллюминаціи? сказала смѣясь Зинаида Львовна, но не безъ примѣси добродушнаго лукавства, намекая на баловство мужа.
— Ужъ ты чего не скажешь, — отвѣчалъ, громко смѣясь, Сидоръ Осиповичъ. — Право, дѣти благоразумнѣе, чѣмъ предполагаютъ. Я еще не имѣлъ повода сожалѣть, что предоставляю имъ полную свободу.