— Это прекрасно, что вы пришли помириться со мною, — промямлил он, недоверчиво оглядывая девочку. — Я очень рад, когда вы ко мне благосклонны, принцесса. Моя вина, в самом деле, не так уж велика.
— Какая вина? — дрожащим голосом спросила девочка. — Вы о чем это говорите?
— О том, что я прочел в вашем дневнике несколько строчек без вашего разрешения, принцесса. Другой вины я за собою не знаю.
Верочка засмеялась.
— Какой вы смешной! Боже мой! Какой смешной!
Истерический смех Верочки решительно не нравился Балябьеву.
— Почему же смешной?! — пробормотал он.
— Могу ли я… Могу ли я быть такою строгою? И смею ли я? — Она не находила слов от волнения и смеха, душившего ее.
— Что? Что такое? — сказал Балябьев, вставая.
— Я… Я все знаю, Иннокентий Матвеевич! — вырвалось у нее, наконец, и она вдруг перестала смеяться.
— Что знаете? Я ничего не понимаю, Верочка.
— Я знаю, что сестра берет у вас деньги.
— Деньги? Какие деньги? Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, Верочка, — сказал Балябьев с достоинством, смутно догадываясь, что, собственно, заставило Верочку явиться к нему для объяснений.
— Вот уже пятый месяц, как сестра не служит в театре.
— А вы разве не знали этого? — удивился Балябьев, все же не вполне понимая; отношения Верочки к сестре и к нему.
— А вы думали, что я знаю! Вы думали, что я все знаю.
— Нет… Да… Не совсем так, — смущался адвокат, не подозревавший такой наивности.
— Так вот что, — прошептала Верочка в совершенном отчаянии, — значит, все вы, барон, например, и другие, все вы думали, что я все знаю, все понимаю и живу так с Тамарою на ваши деньги…
Она закрыла лицо руками.
Иннокентий Матвеевич Балябьев был человек неглупый. До сих пор, правда, он не потрудился подумать о судьбе Верочки, и ему в голову не приходило, что в душе этого подростка могут быть и отчаяние, и стыд, и ужас; но теперь, убедившись, что Верочка, в самом деле, ничего не знала и едва ли догадывалась о том, каким способом Тамарочка добывает деньги, он тотчас же сообразил, что ему надо быть осторожным и мягким.
«Солгу лучше, — мелькнуло у него в голове. — Надо успокоить как-нибудь эту сумасбродную девчонку. С нею, того и гляди, беды наживешь».
— Верочка, — сказал он мягко и вкрадчиво. — Вы очень волнуетесь, я вижу, но это напрасно. Нет причины так волноваться. Тут недоразумение какое-то. Уверяю вас. О каких деньгах вы говорите? Я, правда, однажды дал взаймы Тамаре Борисовне некоторую сумму. Но что же тут дурного, Верочка? Тамара Борисовна опять получит место. Она отдаст мне долг. Вот и все.
С совершенной наивностью и ребяческим простодушием Верочка вдруг на минуту поверила Балябьеву.
— Вы правду говорите? Вы не обманываете меня? — воскликнула она с такою доверчивостью, что даже Балябьев смутился и чуть было не признался, что лжет.
Но смутился он, впрочем, на один только миг.
— Разумеется, Верочка. Конечно, я говорю правду, — даже засмеялся он, и довольно натурально.
— Верю! Верю! — исступленно вскрикнула Верочка. — Не может быть, чтобы вы говорили неправду. Ведь человек же вы! Это все моя сумасшедшая голова. Я вообразила Бог знает что. Ну, конечно, вы, как добрый друг, дали нам взаймы. Вот и все. Это я такая скверная. Это я мнительная и злая. Мало ли кто должает! Ведь нет тут ничего унизительного. Я уроки достану. Тамарочка опять в театре будет служить — и все уладится. Не правда ли? Ведь…
Она вдруг остановилась и взглянула прямо в глаза Балябьеву. Он не отвел глаз. В них только вспыхнули зеленоватые огоньки и тотчас же потухли.
— А вдруг вы сказали неправду? А вдруг вы смеетесь надо мной? — прошептала Верочка, задыхаясь, и глаза ее гневно засверкали.
— Ах, какая вы недоверчивая! — невесело улыбнулся Иннокентий Матвеевич.
— А барон? Ведь Тамара сказала, что она и у барона брала деньги…
— О бароне я ничего не знаю, — сухо сказал Балябьев, у которого с бароном были какие-то особые счеты.
— О! О! — застонала Верочка, закрывая лицо руками. — Стыд! Какой стыд! Боже мой!
В это время появился лакей.
— Вас, барин, спрашивают. Молодой человек какой-то… Прикажете принять? — спросил лакей, не без любопытства взглянув на странную девочку.
— Попросите в гостиную… Вы меня извините, Верочка. Я сейчас вернусь, — сказал Балябьев, обрадованный, что представился случай оставить девочку одну и самому сообразить, как распутать эту «неприятную историю».