– Не всегда, конечно. Да что же все так умничать-то любят, а?! Там доказывай, что ты человек. Здесь доказывай, что ты человек. О, Господи, Господи! Если вы разрушите систему, то уже никогда не станете человеком! Понимаете? Я не могу…
Швейцар задумался, но не более, чем на пару мгновений.
– Именно это и сделает меня человеком. И ничто иное, – заверил он. – Никакие книги меня им не сделают. Только поступок.
Они помолчали, словно прощаясь без слов.
– Скажите, – швейцар прервал молчание первым, – а ощущать тепло человеческого тела – это приятно?
– Очень, – Сергей взял швейцара за плечи и пристально посмотрел ему в глаза. – Но гораздо приятнее ощущать тепло человеческой души.
Снова наступило молчание, но не тишина: грохот выстрелов и разрывов не затихал.
– Ну, вы готовы к возвращению? – наконец спросил швейцар.
– Готов… – неуверенно ответил Сергей. – Постойте! Постойте… Вы случайно не знаете, что здесь стучало-то по ночам?
– А это было ваше сердце. Теперь вы будете слышать его каждый день.
Привратник расплылся в улыбке, будто радость слышать зов своего сердца предстояла именно ему.
Сергей хотел что-то сказать, что-то возразить, апеллировать к еще не придуманным аргументам, но на него навалилась тяжелая сонливость. Он закрыл глаза, однако, силясь побороть эту неуместную сонливость, со стоном, сопровождавшим усилие, вновь раскрыл их. Лицо швейцара было по-прежнему растянуто в улыбке, но его черты – размыты, как в толще воды. Глаза Сергея сомкнулись снова. Раскрыть их повторно было еще труднее. Вокруг уже не было ничего. Тьма. И тишина. Сергей со страхом сжал веки и провалился в бездонную бездну.
Когда он пришел в себя, за стеной по-прежнему слышались крики, беготня, в воздухе витал смрад горелого лака и пластика. Выстрелов, правда, не было. Не было и президентского дворца.
Сам он лежал на особой ортопедической кровати в «Двойке Технолоджиз». Рядом с кроватью замерла мертвая махина железного осьминога. Синие экраны мониторов неподвижно уставились в пустоту.
Сережка сорвал с себя плети проводов и щупальцев и осторожно приподнялся. Странно, но, несмотря на долгую неподвижность, тело было гибким и послушным. Лишь немного закружилась голова, когда он опустил ноги на пол.
Ни ботинок, ни хотя бы тапочек в комнате не было. Ну, и ладно – такие пустяки… Сережка распахнул окно и выбрался во двор. Ночной ветерок освежал и пьянил. Привычным движением он преодолел забор и зашагал прочь, вниз по скрывающейся за углом одного из дальних домов улице.
«А тучи-то мраморные…» – заметил он сам себе, вглядываясь в небо, все еще почивающее в утробе мглы.
Конец