– Жаловаться грех.
– Это хорошо…
Общих для беседы тем у них как у людей, друг с другом незнакомых, не было, а что именно расспрашивать о внезапно свалившемся на него президентстве Сережка не знал. Все было слишком неожиданно, немного несерьезно, несколько таинственно и настолько несуразно, что, наверное, следовало бы рассмеяться этому приключению как розыгрышу со скрытой камерой и отправиться домой.
Но что-то подсказывало ему, что несуразны его рассуждения и ощущения, а вот происходящее с ним – таинственно, да, но лишь в той мере, в которой он пребывает об этом деле в неведении, в остальном же – вполне реально, а с точки зрения этих парней – даже обыденно.
– Слушайте, а что у нас переднее сиденье пустует? Давайте кто-нибудь из вас туда пересядет. Или я, а?
– Инструкция… – насупившись еще больше, буркнул один из сопровождающих.
«Прелестненько! Я Президент, но распоряжения отдаю не я. Отдают их мне. Неужели они не понимают, что в этом нет никакой логики? Стоп. А, может, я и не Президент никакой? Скорее всего, здесь ошибка, и им нужен редактор. Или, скажем, модератор. Ну, конечно! Кто ж человека с улицы Президентом поставит? Надо уточнить…»
– Скажите, а в чем моя задача-то будет состоять? – поинтересовался Сережка.
– Василий Андреевич вас обо всем проинструктирует, – сопровождающие были корректны, но на слова скуповаты.
– Захаров?
– Захаров.
– А…
– Василий Андреевич лучше нас разбирается.
– Сергей Николаевич! Прошу, прошу! – Василий Андреевич Захаров оказался мужчиной лет сорока пяти, выглядящим свежо и опрятно, словно решительно настроенный порвать со свободой холостяк на первом свидании.
Сережка уселся. Захаров же остался стоять, не отпуская от себя улыбку приветливости, которой в верхнем полушарии лица ассистировала приподнятая правая бровь.
– Как вам наша игра?
– Очень, очень впечатляет, – уклончиво ответил Сережка, который, стыдно признаться, об игре не знал ничего.
– Еще бы! – разговаривая, Захаров почти вскрикивал, дирижируя при этом самому себе. – Четырнадцать миллионов игроков! Не каждая настоящая страна может похвастаться таким числом жителей!
«Че-тыр-над-цать! – мысленно присвистнул Сережка. – Вот ведь раскрутились! Или врет? Как пить дать, врет. Врать в наше время не зазорно. Врать – это уже как мат. Раньше матом ругались. Теперь матом разговаривают. Так и с враньем. Если не врать, сразу чувствуется, что в разговоре чего-то недостает».
Захаров продолжил распространяться о статистических рекордах игры, установленных и грядущих. Сережку же взволновало совсем другое. Секретарь Захарова как-то уж чрезмерно беспокойно поглядывала на него и с видимым напряжением вслушивалась в разговор. Что-то явно смущало ее: за те несколько минут, что Сережка провел в кабинете Захарова, она заточила на механической точилке около десятка карандашей и три или четыре шариковые ручки.
– Ну что же, – Захаров наконец закончил и довольно потер ладони, – как говорится, добро пожаловать и в добрый час!
– Спасибо… А… Кхе… – Сережка прочистил сильно запершившее горло. – А скажите, я из дома буду работать или здесь, у вас?
– У нас, у нас. Работа несложная. В любом случае, у вас будет опытный помощник. Он прекрасно владеет ситуацией и всегда подскажет, что делать. Давайте уже пройдемте к вашему рабочему месту.
«Двойка Технолоджиз» занимала низкорослый особнячок, трусовато выглядывающий лишь коньком крыши из-за мускулистого каменного приятеля-забора. Общее число комнат в здании вряд ли превышало дюжину, поэтому уже через полминуты Сережка оказался в небольшом угловом зале. У одной из стен притаилась больничного вида койка со множеством, как ему подумалось, медицинских аппаратов. Однако тот факт, что это была не больница, а чрезвычайно далекая от медицинской темы организация, превращал зал из комнаты здоровья в подобие комнаты пыток.
У противоположной стены стояли два старомодных офисных стола, напоминавших своей уродливостью о начале девяностых, когда товар был редок, дорог и чрезвычайно гадок. На каждом из столов примостилось по монитору. Мониторы были погашены, из чего можно было заключить, что управление игрой осуществлялось не отсюда.