— Алло, обнаружен труп.
— Где это?
Сыщик сообщил адрес.
— А говорит кто?
— Дед Пихто.
— Алло, дедушка, вас плохо слышно. Передайте еще раз, по буквам.
— Петр, Иван, Харитон, Толик, Оксана.
— Так вас там четыре мужика на одну бабу?
Фанаберия понял, что в полиции на всякий случай затягивают разговор, чтобы пробить номер. Но ему совсем недосуг давать показания; он отключил мобильник и аккуратно вернул на место. Впоследствии в полицейском протоколе будет записано: «Труп сообщил о своей смерти в 12.15».
Потом Эразм Петрович последовательно проехал по адресам, которые переписал в гроссбух. То были коллеги Доната Айшпица по ювелирной деятельности. Но ему пока не везло. По одному адресу на звонки в дверь никто не отзывался, по второму вообще не мог попасть в подъезд, а явившись по третьему адресу, увидел, как ювелира выносят из подъезда с простреленной головой.
День выдался явно неудачный. Однако Фанаберия проявил настойчивость и все-таки отыскал в бандитском Санкт-Петербурге еще живого специалиста по ювелирному делу. Ему долго не открывали, выясняя, кто он такой; наконец, раздались щелчки отпираемых замков. Перед ним предстал упитанный господин с маленькими, боязливыми глазками.
— Прошу вас сделать экспресс-анализ по этой вещице, — детектив подал ему сережки, переданные графом Вронским.
— Сей момент, — откликнулся ювелир и угодливо предложил: — А вы пока кофею с гавайским ромом не желаете откушать?
— Не откажусь. Только раздельно.
Детектив сидел, попивал кофе, чередуя его с ромом, и ждал, когда ювелир (не будем называть его имени, пусть хоть этот останется в живых) определится с драгоценностью. Увы, сомнения детектива подтвердились. Сережки оказались фальшивыми.
— Точно? Вы не ошибаетесь?
— Абсолютно.
— Ну, хорошо. Будем полагать, что они сделаны достаточно искусно, и, стало быть, по ним можно судить, как выглядят подлинные. Так?
— Истинно так.
— И что вы можете сказать о подлинных сережках?
— Возможно, я ошибаюсь. Мне надо навести справки, — уклончиво ответил ювелир.
— Ну, наводите. В поисках этих сережек заинтересованно очень влиятельное лицо. Не морщите в напряжении нос. И без того ясно, что дело пахнет керосином.
Щеки у ювелира затряслись от страха. Сыщик, надеясь привести его в чувство, угостил не своим ромом.
— Хорошо. Зайдите завтра в это же время, — наконец, обрел речь ювелир. — Только прошу вас, пожалуйста, вы на меня не ссылайтесь и вообще мое имя не упоминайте, — он буквально взмолился, приложив руки к груди. — Я еще внуков хочу понянчить.
— Окей, — пообещал Фанаберия, однако о дальнейшей жизни ювелира подумал с сомнением. Мешали три очевидных фактора риска: чрезмерная полнота, опасная профессия и наличие денег в конвертируемой валюте. А еще, возможно, присутствовал четвертый фактор: плохая наследственность. Впрочем, выяснять он не стал. Дело затягивалось, и Эразм Петрович предчувствовал, что оно примет дурной оборот. Вернувшись в гостиницу, зашел в буфет и у стойки бара, вдогонку к рому, тяпнул сто грамм коньяка. Не пьянства ради, а снять стресс — забыть это ужасное впечатление от созерцания убиенных ювелиров. Ну и еще отвлечься от преследовавших неудач.
А вот Иван Сергеич явился веселым. Глянул на шефа и сразу определил, что тот не в настроении.
— В пролете мы, Вань, — не стал скрывать сыщик, даже не удосужившись назвать помощника полным именем. — Граф подсунул нам фальшивые сережки. И ведь нечем его прижать.
— М-да, этого фраера на испуг не возьмешь, — согласился Лутовкин. — Я как увидел его, сразу понял: тертый калач. Ишь, фон-барон, граф недорезанный. В парадном мундире приперся.
— Ну, это ясно, — неохотно разъяснил детектив. — Тонкий намек на толстые обстоятельства. Подчеркнул свою принадлежность к силовым структурам.
— А тросточка с черепом что означает?
— Скорее всего, в масонской ложе состоит.
— Понятно, — подхватил Иван Сергеич. — А передний зуб золотой, оттого, что с братками повязан. Ух, ты! Круче тройного одеколона! Вот влипли, так влипли. Эдак пристукнут где-нибудь, и родная мама не узнает, где могилка моя.
— Ну, можешь проваливать к маме, — проворчал Фанаберия. — Только прежде признайся, подлец: ты читал записку, которую я просил передать графу?
— Ну, прочитал, — признался Лутовкин.
Эразм Петрович влепил ему звучную оплеуху.
— Че деретесь? — Помощник обиделся.
— Тебя розгами следовало бы выпороть. Говорил же, не читай! Граф прокачал тебя, дуралея, и принял соответствующие меры.