13. Отчет Ивана о втором визите
— Ну, выкладывай, Иван Сергеич. Всё до мелочи.
— Значит, так. Попал я к ним на обед. Прямо в саду, в беседке они кушали. И Сережкин отец присутствовал. Господин Каренин с собственной персоной. Я, правда, когда увидел его, заробел, взял в руки шланг и стал цветы поливать, будто садовник. Хорошо, Хазбулат не выдал. А Сережа, как увидел папу, сразу кинулся к нему, хотел на руки запрыгнуть. Но папа сказал: не лезь, костюм запачкаешь. Потом уже за обедом, Сережа схватил его за ухо и спросил: «Папа, а отчего у тебя такие большие ухи?» Но Каренин в это время говорил по мобильнику, о чем-то очень важном с госпожой Мотыленко и от сына отмахнулся: «Переадресуйте вопрос моему помощнику». Ха-ха, слышите! Переадресуйте, говорит.
— Ну-ну, — сказал Фанаберия, поморщившись. — Это все, конечно, интересно, но давай ближе к делу.
— Сами же сказали: все до мелочи, — обиженно заметил Лутовкин. — Ага, значит, Каренин быстренько отобедал и уехал. Тут Катя меня окликнула. Эй, садовник, кричит, хватит поливать, садись за стол. Я, конечно, отказался…
— Это ты-то!
— Ну, для блезира, — пояснил Иван Сергеич. — Но долго упираться не смог, слюнки потекли. У них там на столе чего только ни было! Колбаска копченная, рулет мясной, курица под майонезом, розетки с икрой…
— Ладно, не столь важно, — опять прервал Фанаберия, тоже проглотив слюни. — Ты разузнал про того типа, с которым встречалась Анна-Татьяна в последние дни своей жизни?
— А как же, выяснил. Приличный господин, я не ошибся в первом предположении.
— Приметы?
— Бороду носит.
— Мало, — вздохнул детектив. — Как же нам на него выйти?
— Так Катя его и по фамилии знает.
— Что ж ты кота за хвост тянешь?! — с досадой воскликнул сыщик. — Говори, кто такой?
— Константин Левин. Он несколько раз заходил. А в последний раз и вааще надолго с госпожой засиделся.
— Уединялись?
— В саду сидели.
— Значит, секса с погибшей не было?
— Не знаю. Может, они в беседке умудрившись. Катюша же не постоянно при них торчала. И ихний разговор только частично слышала. Но вот что любопытно: про графа Вронского упоминали.
— Так, так, так! — в нетерпении воскликнул сыщик.
— Анна себя бранила. Вот, дура, мол, так обмануться. Приняла за нормального мужика, а он этот… ну, типа павлина. Только перья умеет распускать. Даже всплакнула. А Левин её успокаивать. И вообще посоветовал ей держаться подальше от тусовок…
— Стоп! — тотчас воскликнул Фанаберия. — О крейсере «Аврора» они упоминали?
— Ну, шеф! Ну, голова! — удивленно воскликнул Лутовкин. — Как же, говорили и про крейсер. Там они и познакомились.
— Хм, значит, он был в числе приглашенных. Уже теплее. Наверно, один из олигархов. Не спрашивал у Масловой, как он выглядел, богато ли одет?
— Об этом ничего не говорила. Она до сих пор опечалена. Хозяйку жалко. У ней даже слезы на глазах выступили, когда рассказывала, а я…
— Ну?
— За руку взял и погладил. Жаль, платочка у меня с собой не было, — огорченно продолжил Иван Сергеич. — А так бы тоже, как тот благородный господин, слезки ей вытер.
— Ну, надоел ты со своими подробностями! — нетерпеливо перебил Эразм Петрович.
— Дак и все на этом. Но уж доскажу. Ага, значит, стал он ей слезки вытирать, а она ему: «Опять, говорит, у Анютки слезки, только на этот раз не брильянтовые». Анюткой себя назвала. Прямо как девчоночка.
— Что? — вскричал Фанаберия, вскочив с дивана. — Как ты говоришь? Анюткины слезки?
— Да это не я, это Катя…
— Ну, Иван Сергеич! Ай да, сукин сын! — в восторге вскричал детектив и ударил помощника по плечу.
— Опять обзываетесь. И деретесь.
— Да я ж тебя хвалю, мой дорогой! А похвальбу позаимствовал у Пушкина. Когда он сочинил историю про ученого кота, так себя и назвал: «Ай да, Пушкин! Ай да сукин сын!» Как там у него: «Там чудеса, там леший бродит»… Помнишь?
— Помню, чего ж не помнить. В школе учили, — пробурчал Лутовкин. — «Русалка на ветвях сидит». А обзываться все равно не хорошо. Мне за маму обидно.