— Понятно, — сказал Фанаберия. — А теперь честно признайся: сережки примеряла?
— Один всего раз. Но только я их назад положила, — призналась Аннушка, совсем потерявшись и забыв застегнуть пуговичку. На кофточке расстегнулась следующая, и детектив с помощником убедились, что у Геры Крестьянинова хороший вкус: там такое богатство приоткрылось.
— Так ты, наверно, и на уши их вешала?
— Нет, — ответила Аннушка. — Я их только возле ушей подержала и в зеркало поглядевшись. Так ими не только я, и Катя Маслова восхищалась.
— Какая еще Катя? — навострился Фанаберия.
— Ну, нянька. Которая за Сереженькой ухаживает. Но она не виноватая. Я её хорошо знаю; мы из одной деревни. В её родне воров спокон веку не водилось.
— Это похвально, что подругу защищаешь, — одобрил Фанаберия, а в гроссбух записал: «Катерина Маслова, гувернантка у Карениных».
Он на всякий случай осмотрел у Аннушки уши. Иван Сергеич тоже принял участие. Никаких следов ношения сережек не обнаружили. Да и сама Аннушка им подсказала, что дырочки для тех сережек вовсе не нужны, там есть такие штуки, под вид прищепок. Потом Лутовкин отозвал шефа и шепотом сказал: «А давайте потребуем, чтобы она свои груди полностью оголила».
— Зачем? — не понял детектив.
— Может, она те сережки меж грудей прячет, — предположил Иван Сергеич, еще раз оглянувшись на безмолвную Аннушку. — Туды у неё что угодно можно запрятать.
Но Фанаберия на такой беспрецедентный шаг не пошел.
5. Предварительные итоги
Ничего определенного не дал допрос и других очевидцев. Все были ошеломлены случившимся и о таких частностях, как сережки, сказать ничего не могли. Из прочих свидетелей нашли одного железнодорожника, который выходил на перрон проверять вагоны. В милицейских протоколах он тоже не фигурировал, так как после того случая запил и на работе не появлялся. Железнодорожник утверждал, что Анна Каренина перед тем как попасть под колеса подходящей электрички, смотрелась в зеркальце.
Но про сережки железнодорожник не помнил.
— Что ж ты так, любезнейший, — с досадой заметил сыщик, — про зеркальце запомнил, а про сережки нет.
— Так это естественно, — разъяснил свидетель. — Зеркальце связано с изменяющимся поведением субъекта, а сережки — неизменяемый его атрибут.
— Слишком грамотно объясняешь.
— Я окончил петербургский университет, юридический факультет, — солидно объявил железнодорожник. — И перестаньте мне «тыкать».
— Странно, — удивился Фанаберия. — Что ж вы, сударь, в таком случае не в Кремле? Почему в президентскую обойму не попали?
— А об этом позвольте мне умолчать.
И Фанаберия не стал допытываться. Эта новая деталь, про зеркальце, ничего не говорила. Кроме того, что версия о самоубийстве отпадает. Не будет же прихорашиваться женщина перед тем, как прыгнуть под колеса. Хотя, опять же, не стопроцентный факт. В женской логике трудно разобраться. И у него пока наклюнулись две равноценные версии:
1) сережки исчезли еще до несчастного случая.
2) исчезли впоследствии.
Пришлось съездить в морг, куда доставляли труп госпожи Карениной вместе с ее головой. Патологоанатом, щуплый, очкастый мужчина в несвежем халате, отвечал отрывисто, и почему-то испуганно:
— Не помню, не приметил. Не вы первый.
— В каком смысле? — тотчас уцепился Фанаберия.
— Так и другие наведывались… спрашивали.
На вопрос, кто еще интересовался, ничего вразумительно ответить не мог. Глядя на его лицо с огромными — из-за линз — зрачками, Фанаберия подумал: «А вдруг он сам эти сережки отцепил?»
— У вас невеста есть? — спросил он.
— Нет, — патологоанатом вздохнул, и сыщик понял, что он не врет.
Пока следствие зашло в тупик. Нужно добыть побольше сведений. Эразм Петрович, планируя дальнейшие розыскные действия, задумчиво мерил шагами просторную комнату. Лутовкина, чтобы не путался под ногами, детектив опять отослал на вокзал и наказал опрашивать всех подряд. Грузчиков, лотошниц, бомжей — всех возможных свидетелей, которые прошли мимо внимания полиции.
Ближе к вечеру в дверь постучали. Фанаберия впустил Ивана Сергеича.
— Ну, докладывай. Что нарыл?
Тот заулыбался.
— Может, прежде чаем напоите, Эразм Петрович.
Из-за дороговизны в гостинице Лутовкин поселился неподалеку, в хостеле Андеграунд — в номере с шестью жильцами. Он всегда с удовольствием проводил время у шефа.