Этот-то «корзинщик» поймал меня в театральном клубе и уговорил отложить Кисловодск на две недели, поставить и сыграть у него одну программу. Платил он много, но и работа была нелегкая. Неделю я по пять-шесть часов работал как режиссер, готовил программу с актерами. Потом в каждом спектакле в первом отделении конферировал, затем переодевался, гримировался быстро-быстро (антракт 10—12 минут) и играл водевиль. Потом опять во фрак — третье отделение, конферанс. А затем все повторялось — второй спектакль. Так с восьми часов до двенадцати без отдыха!
Еще один маленький эпизод этих же дней — специально для того, чтобы не ввести в заблуждение моих молодых читателей-актеров, если таковые будут. Читая рассказ о том, как я разговаривал с антрепренером-гардеробщиком в Одессе, можно решить, будто эти предприниматели были сахар-медовичи. Нет! С разными актерами и при разных обстоятельствах умели эти эрельбе разговаривать очень и очень по-разному.
Сижу я как-то днем в партере и веду репетицию. Рядом со мной — старый куплетист Зингерталь. Он пришел предложить Эрельбе свои услуги для следующей программы и попросил у меня разрешения посмотреть репетицию. Подходит ко мне помощник режиссера, и происходит такой разговор:
— Алексей Григорьевич, Эрельбе сказал, чтобы вы купили лампочку.
— Что? Какую лампочку?
— Вы вчера толкнули кронштейн и разбили электрическую лампочку. Так он говорит, чтобы вы купили новую. Он говорит…
— Скажите вашему этому, как его… Эрельбе, — ответил я весьма заносчивым тоном, — что если у него нет денег на лампу, пусть придет и попросит, я дам; но если вечером не будет лампы, я не буду гримироваться.
Помощник режиссера ретировался, а Зингерталь хотя и популярный исполнитель куплетов, но, как и все артисты эстрады того времени, полностью зависевший от хозяйчика, с удивлением посмотрел на меня.
— Ой, господин Алексеев, как вы с ними разговариваете! Зато как они с нами разговаривают! Он же не театральный человек. Ничего не понимает. Но кто палку взял, тот и капрал…
Он долго жал мне руку, и я чувствовал себя витязем в тигровой шкуре в масштабе театра миниатюр.
Сыграл я двадцать один спектакль — выходных тогда не было у артистов, играли ежедневно со дня открытия сезона по великий пост — и уехал в Петроград с приличной суммой в кармане, но без отдыха.
ГЛАВА 5
О ТЕХ, КТО УМЕЛ И КТО НЕ УМЕЛ ОБДЕЛЫВАТЬ ДЕЛИШКИ
Внимательно читающего эти строки должен поразить такой факт: пишет взрослый человек о своей жизни, о жизни окружающих. И в какие годы! Идет война… В стране и голодают, и холодают, и умирают, а они по Ялтам и Кисловодскам разъезжают и веселенькие пьесы разыгрывают. А о войне? О войне ни слова?!
Но ведь читатель, конечно, знает о разительной, огромной, чудовищной пропасти, которая лежала в то время между воюющими и тыловиками, и поэтому говорить общеизвестные вещи не стану, а расскажу о нескольких моментах и встречах.
Я был еще студентом, когда познакомился с коренастым, хитроглазым, веселым велосипедистом-чемпионом — Сергеем Исаевичем Уточкиным. В этот день он проиграл гонку (тогда не говорили «заезд», «встреча», говорили «гонка») какому-то неизвестному иностранцу-негру и… не переставая, смеялся!
— Сергей Исаевич, чему тут радоваться? Среднему мазиле проиграли. Сдавать начинаете… — сочувственно говорили поклонники, любители, те, кого теперь называют «болельщиками». А Уточкин, Ефимов и еще какие-то замасленные парни, свои люди на треке, хитро ухмылялись.
Вечером в ресторане Сергей Исаевич говорил нам:
— Фффот, сегодня этими руками я сделал мирового чемпиона, победителя Уточкина, а послезавтра я ему сопли утру! А пока что сбор будет полный: как же, Уточкин, фффот, запросил реванша!
И заливисто хохотал как мальчик.
Не думайте, товарищи спринтеры и стайеры, футболисты и метатели диска, чемпионы мотоцикла и велосипеда, что Уточкин был стяжателем или нечистоплотным спортсменом! Нет! Но если бы он побеждал всех подряд, азарт, интерес к соревнованиям — гонкам — ослабел бы, сборы упали бы, и нечем было бы платить тому же Уточкину, и велоспорт захирел бы… Советской власти еще не было! И некому было строить стадионы, оплачивать тренеров, судей, врачей, выдавать призы и премии. Вот почему Уточкин время от времени инсценировал свои поражения и сам, смеясь и заикаясь, рассказывал об этом «бизнесе»… в карман хозяйчика.