А мне позвольте поехать обратно, в 20-е годы, в театр «Кривой Джимми». Хороший, чудесный был театр. Это был сплав хороших, чудесных артистов, именно сплав, коллектив в лучшем смысле этого слова. Наших актеров цементировали и любовь к этому театральному стилю и работа с ними мастеров, художественное лицо которых неповторимо.
В самом деле, вот передо мной сведения из журнала «Зрелища» № 5 за 1923 год:
«КРИВОЙ ДЖИММИ»
Завед. муз. частью Юр. Юргенсон (!)
Художник А. Г. Петрицкий (!!)
Завед. хореографич. частью К. Голейзовский (!!!)
Что ни имя, то гарантия высокого качества! О Петрицком и Юргенсоне я уже написал, а о Голейзовском только вскользь упомянул, но… Но! О таком человеке, о таком художнике нельзя упомянуть вскользь и пройти мимо. Хотя годы нашей совместной работы давно минули, я всегда с удовольствием и огромным уважением вспоминаю их. В те годы многие балетмейстеры (и не балетмейстеры) пытались найти новое в замечательном, но немного окостенелом искусстве танца.
Несколько эстетствовавший Лукин, эксцентричный Фореггер делали попытки, и квазилевые и эротические, но почти все, что они придумывали, было нарочитым и непонятным.
Голейзовский тоже искал, но он нес на сцену другие находки. Дерзостью балетмейстера казалось тогда появление на сцене обнаженных юношей и девушек, и нужно было все целомудренное, неуступчивое, даже суровое искусство Касьяна Ярославича, чтобы обнаженность, лирическая, трагическая, необходимая в этих танцах, не пугала почтенных отцов семейств, воспитанных на шелковых камзолах принцев и классических юбочках и трико лебедей.
И как же мы смеялись за кулисами, когда эти папаши сперва недоуменно пожимали плечами, смущенно посматривали на соседей, а потом радостно улыбались и восторженно аплодировали!
Но фарисеи и педанты не аплодировали! Уверенные в том, что нет бога, кроме классического танца, и Петипа пророк его, а остальное — ересь, ох и грызли же они несчастного Касьяна! Потому что Касьян Ярославич, предугадывая всемирное развитие физической культуры в спорте, в жизни, в танце, не подменял хореографию акробатикой, а создал как бы гибрид из танца, акробатики, пластики и — что, может быть, важнее всего — мысли человеческой.
И тогда правоверные арабескисты, падедеисты, фуэтисты вознегодовали: Голейзовский покушается на вековые традиции! Голейзовский кощунственно разрушает каноны! Он на потребу хлынувшим в театр малокультурным профанам вульгаризирует то, чем восхищались наши предки! И его то выгоняли из Большого театра, то опять звали. Постановки его то мариновали, то через некоторое (иногда до скрежета зубовного длительное!) время все-таки выпускали на свет божий, ибо и защитники у него были отнюдь не слабоватые. И Анатолий Васильевич Луначарский был «за», когда педанты были «против», и Всеволод Эмильевич Мейерхольд был «за», и когда на одном обсуждении фарисеи вопили «против», он бросил им: «Прислушайтесь к Голейзовскому и не развивайте антимарксизм». И все-таки его «Скрябиниана» обошла сцены нескольких городов, прежде чем ее пустили в Большой.
А как любили работать с ним криводжиммистские танцоры и танцующие нетанцоры!
И он, оказывается, радостно вспоминал «Джимми» Откуда я знаю? Из маленького интервью у меня дома:
— Касьян Ярославич, вспоминаете вы хоть изредка работу в «Джимми?»
— Конечно! Потому что это был театр и молодежный и в то же время театр мастеров. И, что было самым приманчивым для нас, тогда молодых, не мирившихся с застоем в искусстве, — «Кривой Джимми» был театром, где мы, режиссеры, балетмейстеры, композиторы, могли делать всяческие эксперименты; любая новость, любое изобретение, любая художественная дерзость принимались в работу «в кредит»…
— Но ведь многое, если помните, потом на сцене проваливалось…
— …и никто не огорчался: мы опять придумывали, опять чудили, и… выходило!
— Но, Касьян Ярославич, давайте говорить честно. Ваши планы, ваши задумки полнее, глубже осуществлялись в психологических больших полотнах?
— Нне-ет… может быть… вероятно… Да!
— Так какая из, ваших больших работ вам дороже всего?
— Вероятно, «Скрябиниана», хотя я поставил ее еще в 1913 году с молодежью Большого театра…
— …и именно из-за нее, из-за этой работы, вы имели самые большие неприятности…
— …но и самые большие радости, когда однажды на репетицию пришел сам Скрябин и сказал мне: «Вы на правильном пути!» И я был счастлив!
А юмор не был чужд Голейзовскому и в жизни и в танце! И «Музыкальную табакерку» Лядова он и Петрицкий инсценировали, и пародию «Уголок цирка» мы с ним придумали, и даже из скороговорки «Жил-был Як» он сделал «японский балет»! И не так уж мы молоды были (мне за тридцать, ему под тридцать), а неспокойные натуры, — и захотелось нам высмеять доморощенных «европейцев»: ведь и тогдашние предки сегодняшних ультратанцоров кривлялись в шимми, фокстротах, чарльстонах не хуже, чем нынче их внуки и внучки в рок-н-роллах, шейках (нет, все-таки похуже — теперешние деды и бабки тогда не додумались еще до осьминого- и паукообразных вывертов!). И поставил Касьян Ярославич очень смешную пародию. Но возникло у нас беспокойство. Часто под видом высмеивания протаскивают на сцену весьма сомнительные и соблазнительные анекдотики, песенки, мимические сценочки — так не станет ли и наша пародия эталоном? Примером для подражания?