Первой пародией была «Женитьба» в Художественном театре. «Совершенно невероятное событие» — сказано у Гоголя, но Павел Николаевич Поль, сохраняя текст комедии в его неприкосновенной подлинности, играл трагедию, трагедию мятущейся души мягкотелого российского интеллигента, а текст с начала до конца тонул в бытовых подробностях: Подколесин храпел, мебель потрескивала, лягушки квакали, ветер завывал… Все это в лирически-приглушенных тонах. Потом Подколесин просыпался, курил, зевал, дразнил канарейку в клетке, и она пела, откуда-то издалека доносился лай собак, и на фоне этой звуковой симфонии наконец начинался монолог Подколесина: артист его читал, как трагический пролог к надвигающейся жизненной катастрофе, с надрывом и слезой в голосе…
Затем появлялся Степан с кувшином, миской и полотенцем. Происходил обряд умывания; по-настоящему лилась вода, Подколесин фыркал, обрызгивал Степана, потом Степан истово вытирал ему руки, лицо. И в это время «через час по столовой ложке» шел диалог.
Подколесин переживал как некие роковые события и неприход свахи, и шитье фрака, и качество сукна; Степан из сочувствия к своему барину всхлипывал, атмосфера все сгущалась и заключительное «Хорошо, теперь ступай» тонуло в двойном, душу раздирающем рыдании: жизнь прошла мимо… Медленно падал занавес…
Затем я предлагал зрителям спектакль «театра миниатюр»; три сеанса, когда впереди подразумевались еще три.
Из-за занавеса этого театра выходил нагловатый конферансье с огромной хризантемой в петличке рыжего пиджака и развязно обращался к зрителям: «Здрасте, здрасте! Сейчас мы вам покажем скетч известного юмориста Василия Николаевича Гоголя».
И с наглой ухмылкой, подмигивая зрителю, прибавлял: «Как сказал другой юморист, Александр Александрович Пушкин: мы все женились понемногу на ком-нибудь и как-нибудь. Ха-ха-ха!»
Он исчезал. Начинался первый сеанс: все шло, «как во МХАТ», но… наоборот, все не вовремя: Степан держал кувшин перевернутым, но Подколесин усердно мылся и фыркал, потом дразнил канарейку, а она лаяла… Занавес закрывался. Начинался второй сеанс. Опять появлялся конферансье, и явно спеша, чтобы не задерживать публику, собравшуюся на следующий сеанс, выкрикивал: «Женитьба» Гоголя! Мы все женились понемногу на ком-нибудь и как-нибудь. Ха-ха-ха!» — и исчезал. Весь второй сеанс, что называется, «проворачивали». Подколесин проборматывал монолог, выбегал Степан и, не давая ему закончить вопрос, отвечал.
«П о д к о л е с и н. Не приходила…
С т е п а н. Никак нет.
П о д к о л е с и н. А у порт…
С т е п а н. Был.
П о д к о л е с и н. Что ж он…
С т е п а н. Фрак.
П о д к о л е с и н. А не спрашивал…
С т е п а н. Нет.
П о д к о л е с и н. Может быть…
С т е п а н. Нет.
П о д к о л е с и н. А не заговаривал…
С т е п а н. Нет.
П о д к о л е с и н. Хорошо, теперь ступай».
Занавес — и третий сеанс. Конферансье высовывал голову, кричал: «Генитьба» Жоголя», занавес раскрывался, выбегал Степан и на первый вопрос Подколесина говорил: «Да погодите вы» — и затем быстро-быстро «жарил» без запятых и точек: «Сваха не приходила у портного был фрак шьет уже мечет петли — ничего не спрашивал сукно первоклассное говорит будет стараться. Все». И занавес…
Большой знаток старинного театра, изобретательный режиссер Николай Михайлович Фореггер был художественным вдохновителем студии на Арбате, в доме номер семь. Очень хороших актеров у него не было, но все они, молодые девушки и парни, были и танцорами, и акробатами, и эксцентриками, и физкультурниками. Других он и не хотел, его театр-студия по существу была мюзик-холлом, но мюзик-холлом несколько «советизированным», в его спектаклях гимнастика и танцы на весьма рискованные сюжеты были перемешаны с умными и часто остроумными памфлетами. Так что весь спектакль в целом превращался в какой-то конгломерат цирка и варьете с привкусом эротики и… политики.
Вот эту мешанину я довел в нашей пародии до абсурда. В «Женитьбе» по Фореггеру на фоне декоративной помеси яркого плакатного футуризма с шантанным бытовизмом Подколесин и Степан в клоунских костюмах вылетали навстречу друг другу, вися на трапециях вниз головами, и в таких позах, летая по сцене, читали свой диалог. Вот первые его строки:
«П о д к о л е с и н.
С т е п а н.