И ещё он понял, что я не достигла оргазма. Надо же! Не все мужчины могут это определить, особенно после первой интимной близости.
Но какой странный, резкий переход к отстранённости и безразличию! А я так не могу.
Поворачиваюсь на бок, прижимаюсь и обнимаю. Он не реагирует. Поглаживаю его живот и, повинуясь импульсу, целую в плечо. Тёплая ладонь накрывает мою, слегка сжимает. Некоторое время мы лежим так. Шум ночного моря убаюкивает. Я проваливаюсь в короткий сон и, когда просыпаюсь, его уже нет рядом. Трейлер пуст.
Некоторое время ворочаюсь с боку на бок. Заснуть не получается.
Куда он делся? Что делает?
Встаю, оборачиваюсь палантином и выхожу наружу. Кир сидит, одетый в шорты и чёрную толстовку поверх футболки, закинув ногу на колено, на раскладном стуле возле трейлера. Курит. Керосиновая лампа на земле смутно освещает пространство вокруг. Тихий плеск прибоя разбавляет ночную тишину. Рядом стоит ещё один раскладной стул, на котором лежат мои вещи. Вешаю одежду на спинку и сажусь.
– Проснулась? – безразличным тоном произносит он.
– Проснулась, – в тон ему отвечаю я.
В небе над нами полная луна. Это уже не та оранжевая, крупная луна, висящая над самым горизонтом, которую я вчера наблюдала со своей веранды. Она высоко, и она белая и холодная.
– Пойдём, прогуляемся? – вдруг предлагает он.
– Сейчас? Ночью? Темно же!
– Это не проблема. Возьмём фонарик.
– А куда? Надеюсь, ты не собираешься лезть на Хамелеон?
– Ну, я же не самоубийца! Зачем? Просто прогуляемся по пляжу.
– Хорошо, – соглашаюсь я, – Только оденусь.
Ступни вязнут в прохладном песке. Холодный ночной прибой обдаёт босые ноги. Мы подошли к самому подножию Хамелеона, туда, где заканчивается песчаная отмель с узкой полоской пляжа. Сейчас темно, но я знаю, что над нами широким полукругом нависает отвесная стена мыса. Всё это время Кир молча шёл чуть впереди меня, подсвечивая фонариком песчаный пляж под ногами.
Садится, прислонившись спиной к подножию мыса, положив фонарик рядом на песок. И снова молчит. Я медленно вышагиваю в холодных волнах прибоя, засунув руки в карманы шорт, и разглядываю луну.
Что там твориться у него в голове? Зачем позвал прогуляться сюда, если снова ведёт себя так, словно меня тут нет?
Без приглашения усаживаюсь между его колен, прислоняюсь спиной к его груди. Он не возражает, но и не обнимает. Тревожно и одиноко. Некоторое время мы просто сидим так, слушая тихий плеск волн, накатывающих на берег.
В памяти всплывают строчки. Губы озвучивают их. Просто потому, что хочется озвучить именно сейчас, ведь в небе над нами висит холодная луна.
– Давай повоем вместе на луну,
А после – рассмеёмся её сути?
Обрывки ночи я с тебя стяну,
А ты меня оденешь в млечный путь.
Давай сожжём в костре трухлявый стон,
Развеем по ветру наш беспокойный смех,
Сольём тела в пасхальный перезвон
И смоем с них заплесневелый грех?
Давай пойдём куда-то наугад,
Переболев десятком прошлых лет,
Отбросив этот пошлый маскарад
Из встреч, разлук, из радостей и бед?
Давай?
Волны ночного прибоя добираются до наших ног.
– Хммм … – сильные руки перекрещиваются над моей грудью, обнимают, – Твой стих?
– Да, набросала вчера вечером. Было настроение.
– Ты странная, – после небольшой паузы произносит Кир.
– Странная? Почему?
– Ты ведь невысокого мнения о мужчинах, – звучит как утверждение, горячее дыхание обжигает мою шею.
– А ты – невысокого о женщинах, – почему-то именно это срывается в ответ, хотя не до конца понимаю откуда взялось такое ответное предположение.
– И тебе не нужны все эти пустые курортные романы.
– Не нужны.
– И ты всё равно пришла, ко мне.
– Пришла.
Пальцы щекочут шею, перекидывая мои волосы на бок. Губы касаются чувствительного места под мочкой уха, прихватывают кожу. Лёгкие прикосновения языка быстро учащают моё дыхание.