Серьга с рубином
В кабинете было душно. Через открытое настежь окно в помещение проникал запах приближающегося дождя. Доктор задала очередной вопрос и сделала запись в карте. Несколько светлых волосков её чёлки прилипли ко лбу. Она время от времени с интересом поглядывала на сидящего напротив парня, покачивая закинутой на колено ногой.
- Мне нужно выйти, - сказала Орыся, и женщина кивнула в ответ.
Первые крупные капли дождя упали на подоконник, и доктор была вынуждена встать, чтобы закрыть окно. Парень напрягся, словно ему собирались окончательно перекрыть доступ кислорода. Дождь усилился, теперь уже струйками стекая по стеклу.
- Наверное, у вас в роду мужчины быстро стареют, - подметила женщина. – Я о волосах.
Парень машинально коснулся рукой поседевшей головы.
- Нет. Я такой единственный.
- Сколько вам лет?
- Двадцать четыре, - вздохнул тот, явно не желая продолжать разговор.
- Может, расскажите?
- Это странная история. Не думаю, что вы поверите.
- Пока не расскажите, не узнаете.
- Правду сказать, я даже не знаю с чего начать, - замялся он.
- Возможно, с вашего имени?
- Да. Конечно. Я Богдан. Мы с Орысей любим друг друга! Понимаете? Вот так сильно, безрассудно! Мы много лет прожили в одной деревне, но до определённого дня я будто её не замечал. Пока однажды наши глаза не встретились, а дыхание не слилось в единое. Я даже боялся вдохнуть, пока не вдыхала она. Опасался моргнуть, чтобы не развеять видение. Мы стали встречаться всё чаще, пока уже и дня не могли прожить, не насладившись обществом друг друга.
Но, как повелось, в старых сказках, её родители не желали меня видеть рядом со своей дочерью.
- Отцовская ревность? – предположила доктор.
- Если бы! За несколько лет до нашего романа мой отец убил человека. Только он не виноват был. Тот залез к нам ночью на участок, хотел сарай ограбить. Отец и пальнул из ружья, чтобы припугнуть. Это оказался алкаш из нашей же деревни. Мужчина умер сразу, а батьку в тюрьму. Так он ведь своё добро защищал! Понимаете?
Женщина в ответ лишь напряжённо закивала.
- А по селу сразу: «Убийца! Убийца!». Вот Орысины родители и не захотели меня, мол, гены и всё такое. Но мы не послушались, тайно встречались, будто крали у кого минуты, часы. Меня призвали в армию, и я обвинил её в том, что это так её отец от меня избавиться пытается. В тот день мы поругались, а утром я уехал.
Я долгое время писал ей письма, просил прощения. Надо сказать, каждый день писал. Что у меня да как. Она только через полгода сжалилась и ответила. Я как её письмо прочитаю, так уже и служба не в тягость. За всё это время, мне ни разу не дали отпуск. Мать моя давно умерла, батька в тюрьме. Наверное, и тут Орысин отец постарался. Вот только за месяц до моего дембеля переписка резко оборвалась.
Я возвращался домой полный решимости взять её в жёны, даже против воли родителей. Автобусы в нашу деревню редко ездят. Мне от главной трассы ещё три часа пришлось идти пешком. Помню, ночь тогда ясная была, луна так ярко светила, что на дорожках все ямки и камешки видно было. Не успел я до дома дойти, как меня перехватили двое здоровенных парней из соседней деревни. Одним словом, колхозники. Я уж думал, сразу выставляться заставят, да не в том дело было. Они меня на кладбище потащили. К свежей могиле. Там уже и лопата заготовлена была.
- Копай, - сказал тот, что покрепче.
- Да вы что, мужики? Вообще чокнулись! Что за дела?!
Удар в голову меня убедил в том, что они настроены серьёзно. Земля ещё даже улечься не успела, быстро копалось, несмотря на то, что всё моё тело дрожало. Второй детина подал мне лом.
- Открывай!
- Ну, уж нет! Выкопать выкопал, а дальше вы как-нибудь сами. – Я честно сказать, от страху не сразу сообразил, что им от покойников-то надо. Сам думал только о том, как бы живым остаться, чтобы с Орысей свидеться.
Удар ломом по спине уговорил меня взяться за крышку гроба. Та долго не поддавалась, будто сам гроб и крышка стали одним целым. «Ну, пожалуйста, пожалуйста. Давай же, - шептал я еле слышно». И та будто услышала меня, сдвинулась с места. Открыв крышку, я обомлел. Слёзы сами покатились из глаз. Я часто заморгал, стараясь убедить себя в том, что это всё мне мерещится. Передо мной лежала Орыся, одетая в любимое белое платье в розовый цветочек. Вся в золоте. Она любит всякие побрякушки, а отец её балует.
- Что замер?! Трупов что ли боишься?! – заржал один из парней. – Давай золотишко снимай! Если конечно, рядом лечь не хочешь.
А я хотел! Но страх сотворил со мной немыслимое. Будто животные инстинкты включились. Надо было остаться в живых, а остальное потом. Всё потом: и горе, и выяснение обстоятельств.