Екатерина Ивановна Пигарёва оставила в альбоме такую запись: «Великим счастьем и Божиим благословением считаю, что образование Кирилла в руках человека, который „видит всё и славит Бога“». Николай Иванович Тютчев там же написал: «Среди постоянных волнений и забот последних лет, — одной из главных — была забота дать Кириллу настоящее образование. С тех пор, что Вы за это взялись, я спокоен. 31/III — 13/IV 1926». Частый гость Дурылина в Болшеве Кирилл Васильевич Пигарёв, ставший уже известным литературоведом и директором музея-усадьбы в Муранове свои записи в альбоме адресовал Ментору от Телемаха.
А это написала знаменитая певица: «Дорогие Сергей Николаевич и Ирина Алексеевна! Я счастлива, что побывала в вашем очаровательном, уютном уголке. Напиталась духовно умными беседами, согрета вашим гостеприимством и радушием. Уезжаю от вас, полная вашего обаяния. Глубокоуважающая вас Н. Обухова».
После возвращения в 1937 году из Франции, где прожил девять лет, Р. Р. Фальк часто навещает Дурылина в Болшеве. Его запись — выражение радости от встречи: «Как хорошо, дорогой Сергей Николаевич, что я Вас опять увидел. Такой же Вы тёплый, живой, как и раньше. Таким Вы всегда и останетесь. Р. Ф. 1/II 1939». В 1939–1940 годах Фальк делает вторую попытку написать портрет Дурылина, на этот раз более удачную. Оригинал хранится в РГАЛИ[456]. Дурылин ценит творческую самобытность Фалька, «реальность в искусстве» зрелого периода художника.
Известный литературовед Иван Никанорович Розанов — частый гость Дурылина — оставил в альбоме хозяина стихи «У С. Н. Дурылина в Болшеве»:
Поэт и переводчик Т. Л. Щепкина-Куперник несколько лет снимала дачу по соседству в Болшеве и часто навещала Дурылина. Они частенько обменивались шуточными стихами. Одно из них начиналось так: «Какой Вы „болшевский отшельник“…» при непрерывных звонках и ежедневных посетителях. Но не зря Дурылина называли отшельником. Несмотря на обилие гостей, активную творческую жизнь, частые выезды на чтение лекций и докладов, он в Болшеве вёл достаточно замкнутую жизнь. Не стремился к публичности, не уклонялся от участия в социальных мероприятиях, был очень осторожен в отношениях с духовно не близкими личностями.
Вот что может показаться странным: Дурылин на протяжении всей жизни в письмах духовно близким людям нередко жалуется на одиночество. В 1913 году А. П. Печковский пишет ему то, что можно было бы сказать и в 1950-е годы: «Я убеждён, что Вы преувеличиваете своё одиночество. <…> Вы слишком живой человек, чтобы Вам грозила опасность одиночества»[457]. А вот Татьяна Андреевна Сидорова (Буткевич), хорошо знавшая Сергея Николаевича, поняла причину этого его состояния. Разбирая его юношеские письма, она замечает: «Неудовлетворённость, тоска, стремление вырваться из каких-то оков, искание больших ценностей в жизни, по-видимому, уже с этих юных лет были постоянными спутниками внутренней жизни Сергея Николаевича»[458].
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
Редко кто из московской интеллигенции тех лет не посещал лекции Дурылина. Обладая даром импровизатора, он читал всегда живо, увлекая аудиторию в сам процесс своих мыслей, делая каждого своим собеседником. Слушатели отмечали, что он не только использовал всегда новый, неизвестный материал, но и известное умел изъяснить, истолковать так свежо и оригинально, как никому ещё в голову не приходило. Академик живописи И. Э. Грабарь на заседании совета Института истории искусств АН СССР 4 ноября 1947 года свидетельствовал: «Для нас каждый раз бывает почти загадочно, каким образом у Сергея Николаевича спрятан тот фантастический рог изобилия, из которого он сыпет мысли, факты, положения, сопоставления, всегда неожиданные, острые, которые для нас являются новинками, о которых мы не имели никогда представления»[459].