Александр Ревякин находил у Есенина «шовинистический патриотизм», Петр Смидович подглядел у него «антисемитизм». Сумбурный Петр Лавров был уверен: «…национальность <…>- случайная помеха социализма». Ему вторила некая Г. Горшкова. «Любовь Есенина к родине в наше время, — талдычила она, — …в результате социологического анализа <… > является зовом назад. В этом узком патриотизме, быть может, сказалось на Есенине владение замкнутости крестьянской обстановки».[164] Бегавший от одной партии в другую и в конце концов примкнувший к большевикам Д. Заславский настрочил большой труд «Евреи в русской литературе» («Еврейская летопись», СПб., 1923, вып. 1-й), где приговорил к жидоненавистникам чуть ли не всех русских писателей XIX века; в частности, он глаголел: «Гоголя, как и Пушкина, можно называть антисемитами». Забравшись на гребень власти, «заславские» начисто отвергли общепринятые успехи великой русской культуры. А почему не называют Маркса и Ленина ярыми антисемитами за их известные на эту «скользкую» тему статьи?.
A. Луначарский, Юрий Лурье (Ларин) и многие другие призывали к уничтожению русской истории и литературы, православия и вообще всех традиций земли русской.
B. Л. Львов-Рогачевский в книге «Русско-еврейская литература» (1922) приводит слова Акима Волынского (80-е годы), полностью уничтожающие роль «чужих» в нашей культуре: «…в русской литературе, — пишетон, — евреидо сих пор пока играли ничтожную роль».[165] И такие трезвые голоса не одиноки. Поэт-сионист X. Н. Бялик цитирует известного еврейского писателя: «Талантливый и темпераментный В. Жаботинский находит даже, что евреи пока ничего не дали русской литературе».[166] Еврейский историк Сергей Дубнов замечал: «Читая его (еврейского поэта Фруга. — ; В. К.) русские стихи, я не замечал русского языка» («Одесские новости», 1916, 8 сентября). В том же духе высказывались поэты-сионисты (в прошлом) X. Зингер, Я. Маршак, Л.Яффе и др.
Центром полемики 20-х годов стал вопрос о соотношении литературы и религии. Особенно в этом вопросе упражнялся Г. Покровский в книге «Есенин — есенинщина — религия» (1930). Поэт еще в 1916 году выражал тревогу о падении веры в народе: «Не в моего ты Бога верила, // Россия, родина моя! // Ты, как колдунья, дали меряла, // И был, как пасынок, твой, я».
После гибели Есенина Вера Инбер писала растерянно:
«Что сделать теперь со словом "национальный""! Почему Есенин возглавляет в наше железобетонное время целую нацию?» («Новый зритель», 1926, № 2). Да потому, что, проплутав по социальному бездорожью, испытав богоборческие порывы, увлечение имажинизмом и другими «измами», он вернулся к всечеловеческим ценностям (любовь, семья, природа, «братья наши меньшие» и т. п.), в том числе осиливал и трудную дорогу к образу Иисуса Христа.
Глава 15. Он не писал «До свиданья…»
Почти 80 лет эти погребальные строки воспринимаются десятками миллионов людей как удостоверение Сергея Есенина на самоказнь. Элегия бесконечно цитируется в учебниках, хрестоматиях, бесчисленных сборниках поэта. Она переведена на многие иностранные языки и непременно упоминается в зарубежных исследованиях о русской лирике. Меж тем до наших дней не изучена история появления в печати этого восьмистишия, не известны подлинные биографии лиц, имевших прямое или косвенное отношение к посланию, наконец, не дан стилистический анализ рукописи и не проведена ее независимая судебно-графологическая экспертиза.
«До свиданья…» впервые было опубликовано 29 декабря 1925 года в ленинградской «Красной газете» (вечерний выпуск) в подборке материалов о смерти Есенина. Здесь стихотворение датировано 27 декабря, что не оставляло у читателей сомнений в есенинском самоприговоре. Но в так называемом оригинале дата отсутствует, в нем заметны исправления и расхождения со ставшим каноническим текстом.
164
Г. Горшкова. Опыт социологического анализа творчества Сергея Есенина. — В кн.: Есенин. Жизнь. Личность. Творчество. М., 1926 («Любовь Есенина к родине в наше время является зовом назад. В этом узком патриотизме, быть может, больше всего сказалось влияние замкнутости крестьянской обстановки…» (с. 209).