Исходным материалом для всех видов (научного, исторического, эстетического, этического…) понятийного охватывания действительности является введенное Гессеном понятие объективной действительности, задача теперь состоит в том, чтобы выявить специфику понятийного охватывания истории. Он начинает, вслед за Риккертом, с понятия «индивидуального», посредством которого Риккерт разграничивает естественнонаучное образование понятий от исторического. Если естественные науки стремятся «систематически выразить при посредстве понятий какую-либо долю действительности», то это одновременно означает отвлечение от индивидуальности, в то время, как действительность «состоит лишь из индивидуально сформированных образований» и, если следовать установке на то, что посредством понятий мы приближаемся к истинной действительности, то окажется, «что истинная действительность образует крайнюю противоположность эмпирически данной действительности»[94]. Действительность, которая нас окружает, вся «наглядно представима». Риккерт указывает на то, что как в науке все сводится к простым вещам, а в душевной жизни – к простым ощущениям и «психическим элементам», так и «слова атом и индивидуум, по-видимому, означают одно и то же» – «неделимый», но по содержанию понятий они прямо противоположны друг другу. Если атом означает простейшее неделимое, то индивидуум всегда сложен. Но в принципе, утверждает Риккерт: «Всякое тело, которое мы знаем, обладает индивидуальностью (ist individuell gestaltet), и если бы даже и существовали две вещи, которые были бы одинаковы друг с другом во всех отношениях, этого никогда нельзя было бы доказать вследствие их необозримого многообразия»[95]. Гессен не соглашается с такой широкой трактовкой индивидуального: «В понимании истории как индивидуализирующей науки о культуре мы согласны с Риккертом, который, на наш взгляд, глубже других понял существо исторического метода. От Риккерта наша классификация наук отличается, однако, тем, что понятие индивидуального для нас неразрывно связано с понятием культурных ценностей, почему мы и не признаем как “индивидуализирующих наук о природе”, так и (если отвлечься от философского познания культуры) “генерализирующих наук о культуре”. В этом заключается для нас правота классификации наук Мюнстерберга (особенно как она изложена им в его “Philosophie der Werte”[96], от которой наша отличается однако тем, что: 1) история для нас столь же объективная наука, как естествознание, почему мы и считаем наименование ее “субъективирующей” наукой неудачным и 2) история оперирует также с понятиями причинности и необходимости, а не ставит своей целью только изложить содержание человеческого воления… Наконец, от точки зрения “марбургской школы” (Коген, Наторп, Штаммлер) наша точка зрения отличается тем, что история не есть для нас учение о прогрессе и долженствовании и не зависит от этики»[97]. Что же разделяет Гессен в индивидуализирующем методе истории с Риккертом? В основе естественнонаучного обобщающего метода находится установка на преодоление экстенсивного и интенсивного многообразия действительности. Но там, где нет установки на преодоление экстенсивного многообразия действительности, а остается только интенсивное, «не исключена возможность того, что существует род научной обработки, который находится в совершенно ином, так сказать, более близком отношении к эмпирической действительности, чем естествознание, и которому, хотя он и не может охватить всего интенсивного многообразия своего материала, тем не менее никогда не приходится иметь тенденцию все более и более удаляться от эмпирической действительности»[98]. Такой тип обработки действительности имеет установку на постижение эмпирической действительности с точки зрения ее индивидуальности и единичности. Риккерт выделяет две установки постижения реальности: «Вся эмпирическая действительность может быть подведена еще и под иную точку зрения, чем та, сообразно которой эта эмпирическая действительность есть природа. Она становится природой, коль скоро мы рассматриваем ее таким образом, что при этом имеется в виду общее; она становится историей, коль скоро мы рассматриваем ее таким образом, что при этом имеется в виду частное»[99]. Отсюда следует для Риккерта, «что понятие “исторического закона” есть contradictio in adjecto, т. е. историческая наука и наука, формулирующая законы, суть понятия, взаимно исключающие друг друга»[100]. Индивидуальное не может быть общим, оно находится в допонятийной, а, следовательно, в иррациональной действительности: «Эмпирическая действительность, как она есть, не может входить ни в какую систему понятий и… поэтому она образует предел всякого познания при посредстве понятий»[101]. Означает ли это, что вся действительность и все историческое, подобно личностям, иррациональны, что нет логического основания для индивидуального, или же есть индивидуальная причинность? А если есть, то каково ее значение в истории? В этом и заключается основной вопрос диссертации Гессена. Первоначально он отмечает, что понятие индивидуального употребляется им как противоположное общему, но оговаривает, что впоследствии оно будет понятийно расстроено и конкретизировано, а применительно к истории оно дополнится понятием исторического целого.