Целый год из России в Кембридж шли письма Петра Леонидовича Капицы. Сначала он бодрился и даже пытался шутить: «Тему работы надо менять каждые восемь лет, так как за это время полностью меняются клетки тела и крови — ты уже другой человек».
Потом в его посланиях появились тревожные нотки, которые он пытался замаскировать: «Мне все больше и больше кажется, что я совсем здесь одинок, и не будет удивительным, если меня растерзают и заклюют. Но я все же не могу изменить свою позицию. Оказывается, меня не так-то легко запугать. Я боюсь только одной вещи… — это щекотки, и пока меня не начнут щекотать, я не сдам позиции».
Затем, однако, в его письмах стали сквозить ничем не прикрытые горечь и усталость: «На Западе люди давно поняли, что человека, которого игре «природы» было угодно сделать ученым, надо поставить в такие условия, чтобы эта «игра природы» была бы полностью использована и он [бы] работал продуктивно. У нас до такой простой истины утилитаризма еще не дошли… Ведь занимаются люди вопросом ухаживания за коровой: сколько ей надо гулять, сколько есть — чтобы она давала много молока. Почему же не поставить вопрос, как ухаживать за ученым, чтобы он работал с полной отдачей? Наши [руководители] скорее займутся коровой, и это им понятнее, чем ученый».
Необходимо отметить, что Эдгар Эдриан, с которым Петр Леонидович был хорошо знаком по работе, впоследствии лорд и вице-канцлер Кембриджского университета, получивший Нобелевскую премию еще в 1932 году, пытался, как мог, исправить ситуацию. Приехав в Москву в 1935 году на Всемирный конгресс физиологов, он вместе с Петром Леонидовичем выработал план действий, так называемый «доклад Эдриана», который был представлен Резерфорду и лег в основу переговоров о дальнейшей судьбе Капицы-старшего и его лаборатории.
Жить Петру Леонидовичу в то время пришлось в коммунальной квартире матери, на Кировском (ныне вновь Каменноостровском) проспекте в Ленинграде. Условия были далекими от кембриджских.
«Петр Леонидович жил в коммунальной квартире, где все родственники. Ольга Иеронимовна очень умно (это была их собственная квартира, они купили ее до войны) заселила ее своими друзьями и родственниками, чтобы не уплотнили чужими. Для Петра Леонидовича нашли комнату, он там жил, там пережил страшные вещи, когда торговался за свою жизнь», — вспоминала Анна Алексеевна Капица в беседе с гляциологом, полярником и писателем, членом-корреспондентом РАН Игорем Алексеевичем Зотиковым.
Но Капица-старший не сдавался, ради любимого дела — науки — он готов был бороться до конца. Петр Леонидович выдвинул свои условия работы в России: исследования в области физики будут им продолжены лишь при условии создания института, который должен получить из его лаборатории в Кембридже уникальные научные установки и приборы. В противном случае он вынужден будет переменить область своих исследований и заняться биофизикой, в частности, проблемой мускульных сокращений, которой он давно интересовался. Он обратился к Ивану Петровичу Павлову, и тот согласился предоставить ему место в своем 1-м Ленинградском медицинском институте.
22 декабря 1934 года вопрос о П. Л. Капице был рассмотрен на совещании Политбюро ЦК ВКП(б). Принятое на следующий день постановление правительства предусматривало создание в Москве академического Института физических проблем[15], утверждение Петра Леонидовича его директором, завершение к сентябрю 1935 года строительства зданий института с лабораториями, оснащенными самым современным оборудованием. П. Л. Капице предоставлялось право самому укомплектовать институт квалифицированными кадрами и полновластно распоряжаться выделенными финансовыми средствами. 1 января 1935 года П. Л. Капица был назначен исполняющим обязанности директора этого института, а 21 марта — избран на эту должность. В августе Политбюро ЦК ВКП(б) дополнительно приняло решение о выделении 30 тысяч фунтов стерлингов на приобретение оборудования Кембриджской (Мондовской) лаборатории Петра Леонидовича. 30 ноября сенат Кембриджского университета, по ходатайству Резерфорда, дает согласие продать в СССР — для института Капицы научное оборудование Мондовской лаборатории.
Известно, что Резерфорд очень бережно, даже трепетно относился к научному оборудованию вообще. Оснащение Мондовской лаборатории, построенной для П. Л. Капицы, было современнейшим. И все-таки, узнав, что тот был вынужден остаться в Москве, он сказал: «Эти машины не могут работать без Капицы. А Капица — не может без них».
В декабре 1935 года это оборудование начало поступать в Москву. Когда на Воробьевых горах началось строительство институтского лабораторного корпуса, для оказания помощи в монтаже и настройке необходимой аппаратуры в Москву из Англии приехали два опытных инженера — Пирсон и Лауэрман.
Подводя предварительные итоги этого этапа своей жизни, П. Л. Капица пишет жене в Кембридж: «Настойчивость и выдержка есть единственная сила, с которой люди считаются. Грубое насилие всегда глупо, умный человек найдет путь заставить другого сделать то, что ему хочется, без явного насилия, так, чтобы этому другому тоже хорошо сделать, т. е. путь насилия заменить путем добровольного сговора». Подобное развитие событий означало, что требование Петра Леонидовича обеспечить его семью достойными бытовыми условиями также было принято. С начала 1935 года Петр Леонидович переезжает из Ленинграда в Москву, в гостиницу «Метрополь», получает в распоряжение личный автомобиль. Позже на территории института для его семьи будет построен коттедж.
Петр Леонидович с супругой в конце концов решают, что лучше всем быть вместе, и Анна Алексеевна готовится, забрав детей, переехать в Россию. Можно, конечно, искренне посочувствовать Анне Алексеевне, вынужденной сменить предельно удобный, в деталях выстроенный быт в Кембридже на советскую неустроенность, хотя и сдобренную опасной правительственной заботой середины 1930-х годов.
С другой стороны, наивными кажутся современные разоблачения советского правительства, «насильно оставившего П. Л. Капицу в СССР». Ведь Капица был командирован в Англию, и именно прерогативой правительства было решать — продлять ему срок командировки или нет.
Да и сама Анна Алексеевна в беседе с И. А. Зотиковым говорила: «Разговоры о том, что Петр Леонидович хотел бы навсегда остаться в Англии, но не порывал контакты с СССР только потому, чтобы не подвергать риску свою мать и брата, — неправильны. Было время, когда в Англии гостили одновременно и мать и брат Петра Леонидовича. Они пытались уговорить Петра Леонидовича продолжать работать в Кембридже, не торопясь с возвращением в Россию. Но Петру Леонидовичу в Англии было очень скучно».
Перед выездом из Великобритании и Сереже, и Андрею был выписан английский паспорт, по точному замечанию дочери Сергея Петровича — Марии Сергеевны, в данном случае полностью оправдавший свое название. Слово «passport» дословно можно перевести как «проход порта». Исхлопотала ли эти паспорта Анна Алексеевна, выписали ли их по настоянию из Кембриджа или это была инициатива английских иммиграционных властей — отдельный вопрос. Можно лишь заметить, что Сергей Петрович, всегда ощущая себя русским человеком, отчасти даже гордился английским паспортом, никогда его, собственно, не скрывал и лишь в годы перестройки, в период максимального политического сближения с западными демократиями, по предложению английских властей поменял его на современный паспорт гражданина Великобритании (Великобритания, как и Российская Федерация, допускает двойное гражданство).
Британский паспорт Сергея Капицы
Безмятежная жизнь в собственном доме с окнами в сад на Хантингдон-роуд, 173, продлилась всего семь лет. Вместе с ней завершилось и английское детство мальчика Питера. Снова свой «солнечный дом» им придется увидеть только через 30 лет…
15
Ныне — Институт физических проблем им. П. Л. Капицы Российской академии наук (ИФП РАН). Данное учреждение является уникальным проектом по перенесению исследований П. Л. Капицы из Англии в СССР, выступает в качестве базового института МФТИ.