Как и в Англии, когда, расположившись в гостиной своего дома в Кембридже, отец с сыном вместе осваивали конструктор «Мекано», теперь у них был полностью свой проект — лодка, на которой семья могла выплыть на безопасный, надежный берег и при местном наводнении, и в круговерти сложной, порой даже опасной жизни.
Сергей внимательно наблюдал, как умелые руки отца аккуратно и четко подгоняли детали будущей лодки, как неспешно он выстругивал доски. Каждое его движение было выверено, руки мастера легко и уверенно выполняли свою работу.
Лето 1938 года ознаменовалось уже корчеванием пней. Петр Леонидович призывал на помощь своих сыновей, и они, как кроты, лезли под пень: окапывали, подводили ваги, изобретали систему рычагов. Словом, тащили пень творчески. Потом они изготовили городки — и пошла полоса городошных баталий.
«Это хорошее дело — не сидеть на месте. Человек, как вода: если не течет, то застаивается и плесневеет», — часто повторял Петр Леонидович еще в молодые годы. Кроме того, он отмечал: «Идеи являются во время работы… Лучшие, самые технологические идеи появляются в мастерской, а не в конструкторском бюро». Этим правилам он следовал сам всю жизнь и привил их своим детям.
Когда Сережу и Андрея отправляли на летние каникулы на дачу, полноводная в то время Москва-река предоставляла детям массу возможностей для забав и шалостей. На ее просторных пляжах ребята с увлечением возводили из песка фантастические города, которые порой простирались на несколько метров.
Как-то по инициативе Сережи, который в то время был увлечен полезными ископаемыми, мальчики загорелись идеей построить на даче доменную печь. В качестве сырья они решили использовать красный песчаник с речного склона, полагая, что он богат железом. Когда же они с энтузиазмом принялись за «разработку месторождения», прибежал один из соседей и стал сердито кричать, что они подрывают берег. Сережа попытался было объяснить ему, что планы у них научно-исследовательские и, таким образом, самые благородные, но тот не унимался. Тогда Сережа, разволновавшись, невольно перешел на английский, наивно полагая, что так будет понятнее. Сосед не только ничего не понял, но пошел к Анне Алексеевне и нажаловался ей на то, что дети, мол, ругаются матом. Этот случай долго еще был предметом для шуток в семье.
Казалось, Сережа и Андрей были полностью предоставлены самим себе, но это было обманчивое впечатление. Анна Алексеевна, зная беспокойный характер мальчиков, исподволь присматривала за ними. Если они, например, уплывали слишком далеко по реке, она строго отчитывала их, неизменно переходя на английский. У нее были свои педагогические принципы: она ничего не запрещала, ни от чего не отговаривала, ничего не говорила о своем беспокойстве, приучая детей к самостоятельным решениям и предоставляя им разумную свободу действий. Но дети запомнили на всю жизнь и ее материнскую заботу, и молчаливую ласку. Поздно вечером, когда они укладывались спать, она неслышно подходила к постели и гладила каждого из них по голове.
В целом же необходимо отметить, что родители относились к вопросу воспитания детей очень взвешенно и осторожно. «К слову, Андрей и Сергей вспоминали, что их особенно никто не воспитывал, родители не заставляли учиться. Думаю, их сформировала атмосфера, в которой они росли. Родители являлись примером. Очень интересным было окружение», — вспоминает Млада Алексеевна Капица, последняя жена младшего сына — Андрея Петровича.
Рассказывая о мальчишеских развлечениях, нельзя также не вспомнить умную годовалую овчарку по имени Джек (щенок, которого так хотели еще в Англии, все-таки появился), общение с которой доставляло детям столько радости. Собака была их неизменной спутницей в походах и участницей их детских шалостей. Однажды Сережа провалился под лед на Москве-реке, которая только-только начала замерзать. Мальчик решил, что если она покрылась льдом, то по нему уже можно ходить. Джек, не раздумывая, тут же ринулся на помощь своему хозяину — и тоже провалился. Одному Богу известно, как им обоим удалось выбраться на берег.
Переходный возраст
Анну Алексеевну беспокоил непоседливый характер старшего сына, и она часто делилась своими опасениями в письмах к матери. Мудрая Елизавета Дмитриевна, однако, прекрасно понимала, что возбужденное состояние Сергея и его школьные инциденты вполне можно объяснить переходным возрастом, а также скрытой тревогой, которую он испытывал. «Насчет Сережиных драк с детьми, помочь можно только внушением, он умный мальчик, и ты должна часто разговаривать с ним сердечно и объяснять ему все. Он поймет и будет сдерживаться. Вообще, будь с ним помягче и поласковее», — отвечала она в своем письме[23] из Парижа, где в то время жила и где осталась до конца жизни. Увы, ей пришлось провести последние годы вдали от дочери и внуков, к которым она рвалась всей душой.
Это было тяжелое время для всех, в душах людей царил страх, почти каждый советский человек ощущал неопределенность, неуверенность в завтрашнем дне. В школу, где учились дети репрессированных, часто приходили печальные вести.
Летом 1938 года Сережу отправили отдыхать в главный пионерский лагерь СССР — «Артек», расположенный на Черном море, в Крыму, рядом с Ялтой — попасть туда считалось уделом избранных. Мальчик, однако, так и не смог оценить всех «прелестей» тяготевшей к военной детской лагерной жизни. Царившая там атмосфера ему не понравилась. Его вольнолюбивой натуре были чужды и обязательные утренние построения на линейку, и вызовы «на флаг», и большая общая комната, где приходилось спать, и пионерские костры, и коллективные заходы в море. Он привык к дисциплине, но отнюдь не к муштре. Об этом он и написал отцу, изложив свои размышления на английском языке, которым владел все еще лучше, чем русским. Кроме того, нельзя исключать, что мальчик знал о практике просмотра писем из лагеря и ему казалось, что таким образом он сможет обеспечить тайну переписки. Но, как и в случае с соседом по даче, это привело к неприятностям: отцу от соответствующих органов было сделано внушение, а тот, хотя и с юмором, но высказал свое замечание Сергею.
В последний предвоенный год Сергей учился в школе № 8, где и окончил шестой класс. Эта школа располагалась недалеко от Президиума Академии наук СССР, рядом с Минералогическим музеем, расположенным около Нескучного сада, в здании бывшего конного манежа графа Алексея Орлова.
Такое соседство определило новое увлечение Сергея: он начал собирать минералы. Мальчик стал частым гостем в музее, в котором была представлена их богатейшая коллекция, по праву считавшаяся собранием минералов мирового значения. Нет ничего удивительного в том, что эта коллекция оказала на Сергея сильнейшее впечатление.
«Эта коллекция минералов мирового значения была одним из самых сильных моих впечатлений перед войной, — писал Сергей Петрович. — Директором музея был Владимир Ильич Крыжановский[24], он же руководил кружком для школьников, где нас обучали основам минералогии и кристаллографии, рассказывали о процессах, которые ведут к образованию минералов.
В кружок мы приносили камни, разных размеров образцы. Владимир Ильич обладал поразительным знанием минералов. Он мог точно сказать, как возник каждый камень, где он находился перед тем, как его извлекли. Помню, как кто-то принес ему кусочек кварца, он повертел его в руках, посмотрел и сказал: «Этот кристалл кварца, несомненно, из Бразилии». В сейфах музея хранились замечательные драгоценные камни, в основном XVIII века, екатерининской поры. Иногда Крыжановский открывал сложные замки этих сейфов и показывал нам необычайной красоты драгоценные и полудрагоценные камни. Они хранились не столько как ювелирные изделия, сколько как чудесные создания природы.
…Мы с увлечением читали замечательную книгу академика Ферсмана[25] «Занимательная минералогия». Помимо поразительного по своему мастерству описания основ минералогической науки, в ней содержится много интересных историй из жизни автора. Несколько глав посвящены тому, как Ферсман видит будущее минералогии, время, когда люди будут выращивать кристаллы, воспроизводя в лабораториях процессы, которые раньше происходили только в природе.
23
Двадцатый век Анны Капицы: Воспоминания. Письма: В 2 т. / Сост. Е. Л. Капица, П. Е. Рубинин. М.: Аграф, 2005. Т. 1. С. 327.
24
25