«Часто не было электричества, только маленькие коптилки, при тусклом свете которых он, похожий на библейского старца, читал глуховатым голосом замечательную историю своей жизни, а мы сидели у его ног. Это было необычайно… Особенно врезались мне в память рассказы о его детстве», — вспоминал позднее Сергей Петрович зиму 1941/42 года.
«Всю книгу он написал за три месяца. Рукопись до сих пор хранится у моего брата, написанная поразительным четким почерком. Прямо с этой рукописи, минуя машинописную копию, она и набиралась тогда, в сорок третьем году в типографии Академии наук. Эти воспоминания — классический образец русской мемуарной литературы. Она написана очень ярко, образно и живо. Жизнь деда была поразительной, он достиг высочайших военных и академических должностей в царской России, был главным идеологом при создании русского флота после поражения в Русско-японской войне. Вскоре после революции ему предложили возглавить Морскую академию и воспитывать следующее поколение уже советских офицеров. Его ученики составили славу нашего Военно-морского флота, сыгравшего такую важную роль во время Второй мировой войны. Недаром осенью сорок пятого года его хоронили по всем военно-морским обычаям, и на лафете провезли через весь Ленинград от Академии наук к Волкову кладбищу. Я был там и хорошо это помню. А тогда, в Казани, темными военными вечерами, он приходил к нам и читал свои только что написанные очерки прошлого», — писал Сергей Петрович в своих мемуарах, названных так же, как и дедовские, «Мои воспоминания».
Надо сказать, что и на младшего Капицу — Андрея Петровича, будущего географа и члена-корреспондента АН СССР, чтение мемуаров дедом также произвело самое сильное впечатление: «В большой комнате, где стоял обеденный стол, у керосиновой лампы с большим бумажным конусом абажура я устраивался читать какую-нибудь книгу о путешествиях. Напротив, сидел дед и старательно писал что-то карандашом в большой общей тетради. Рядом за столом сидела его жена Надежда Константиновна с чтением.
Однажды вечером дед отложил карандаш и сказал: «Вот, послушайте, что я написал».
И он начал читать свои воспоминания. Надо сказать, что читал дед превосходно. Перед нами оживали страницы его детства, рассказы об отце, соседях… Мы долго молчали, будто завороженные, и не заметили, как пролетели два часа…
С тех пор прошло почти сорок лет, но я хорошо помню, как спешил из школы домой, чтобы поспеть к вечернему чтению о событиях, как мне тогда казалось, очень древних времен».
У А. П. Капицы хранилась и рукопись деда, издание которой 1979 года он предварил своей статьей «О книге «Мои воспоминания» А. Н. Крылова», где было также отмечено: «Сейчас, когда я пишу эти строки, передо мной лежат пять общих тетрадей в серых бумажных переплетах с надписью «А. Н. Крылов. Памятка моей жизни». В них 551 страница, исписанная убористым, почти каллиграфическим почерком. Написаны они были за 27 дней — с 20 августа по 15 сентября 1941 г. Причем все цифры, даты, фамилии дед, которому было тогда 78 лет, записал по памяти — дневников он не вел».
Глава третья
СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
Отец
10 ноября 1939 года Петр Леонидович пишет Председателю СНК СССР В. М. Молотову: «Если я хочу показать, какая должна быть наша особенная советская наука, то единственный путь это сделать — это примером, а не словами».
Как приверженец этого принципа он создает в Москве один из лучших в те годы физических институтов и уже в начале декабря 1937 года направляет в печать статью, в которой сообщает об открытии сверхтекучести гелия. Этой работой было положено начало исследованиям П. Л. Капицы, которые спустя 40 лет будут отмечены Нобелевской премией.
27 марта 1936 года, когда Институт физических проблем еще не был принят правительственной комиссией, в ежедневнике Капицы-старшего появляется запись: «Приходили инженеры с завода Всесоюзного] А[втогенного] Т[реста]. Обсуждали вопрос о разделении кислорода и азота из воздуха с точки зрения использования газа для доменных печей. КПД современных установок очень мал по сравнению с теоретическим. Затрачиваем мощность в 6–7 раз большую. Почему? Ответа дано не было». 28 марта, то есть на следующий день, он записывает: «Начал работать над вопросом получения установки с большим КПД для разделения воздуха». На последующих девяти страницах было лаконично обозначено: «Работаю». И уже 9 апреля — первый результат его труда: «Работал и начал делать турбину…»
Так началась работа ученого над кислородными установками.
Когда в Институте физических проблем были построены и заработали первые установки для получения жидкого кислорода и азота, начался новый этап работы, не менее трудный, чем прежний: теперь предстояло внедрять это оборудование в промышленность.
Еще в 1932 году в Москве постановлением правительства на базе аппаратного завода Всесоюзного треста автогенной промышленности «ВАТ» был создан Московский завод гелиевого машиностроения (МЗГМ), ставший базисным предприятием для освоения в СССР серийного производства кислородной, автогенной и криогенной техники.
20 апреля 1936 года П. Л. Капица пишет В. М. Молотову подробное письмо, в котором предлагает запатентовать свое изобретение за границей. Он аргументирует необходимость данного шага следующим образом: «Если Вы решите брать эти патенты и они будут получены, я хочу, чтобы все возможные доходы пошли нашей стране…»
В военные годы созданные в Институте физических проблем небольшие экспериментальные установки работали на полную мощность. Сжиженный азот использовался для замораживания взрывателей мин и неразорвавшихся бомб, а у авиационных частей, танковых заводов, военных госпиталей была острая потребность в жидком кислороде.
С началом войны П. Л. Капица вновь выступает как ярый противник фашизма и германской агрессии. В своем выступлении на антифашистском митинге 12 октября 1941 года, состоявшемся в Колонном зале Дома союзов, он резко заявил о своей позиции и едва ли не впервые в СССР предупредил о реальности использования огромной силы ядерной энергии при применении атомных бомб, о работах, ведущихся в этом направлении в нацистской Германии. На следующий день текст его выступления был опубликован в «Правде».
Предполагаемая роль П. Л. Капицы в атомных исследованиях первоначально расценивалась очень высоко, хотя он отнюдь не был специалистом в области ядерной физики. В одном из первых документов на эту тему, направленном наркомом внутренних дел Л. П. Берией И. В. Сталину в марте 1942 года, в списке тех, кто занимался в СССР вопросами расщепления атомного ядра и в связи с этим рассматривался как возможный научный руководитель этих работ, на первом месте значился П. Л. Капица. Заметим, что начало работ И. В. Курчатова над созданием атомной бомбы относится к 1943 году.
Капица-старший пребывал в Специальном комитете и Техническом совете по атомной бомбе весьма недолго. Взаимоотношения его с руководителем спецработ Л. П. Берией не складывались, и он даже жалуется на него Сталину. Правда, в P.P.S. к своему письму Сталину от 25 ноября 1945 года он пишет: «Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно». В том же письме и в следующем П. Л. Капица просит освободить его от участия в «Особом», как он его называет, комитете, и Сталин удовлетворяет его просьбу. В результате он оказался единственным крупным советским ученым-физиком, не вовлеченным в работы по атомному проекту.
«Вся эта история в последние годы многократно рассматривалась в историко-научной и популярной литературе, хотя все истинные мотивы и причины неучастия Капицы в спецработах до сих пор не получили всестороннего анализа. Кстати, сам Капица впоследствии выдвигал в письмах Г. М. Маленкову и Н. С. Хрущеву различные причины и объяснения. Все это, хотя и имеет большое смысловое значение, выходит за пределы темы настоящей публикации. Важнее другое. Следствием столкновения с Берией и демонстративного выхода из самых важных для государства и самых секретных работ, выхода, раздражавшего и Сталина, а затем Хрущева, стала полная опала и снятие со всех постов, включая пост директора в созданном для него же Институте физических проблем АН СССР», — замечает в своей статье историк С. С. Илизаров.