Дальше было весело. Таня Паршина пришла на свидание вместе с подругой Аленой Бендер, с которой ездила на концерт. Курёхин тоже появился с приятелем — молодым музыкантом Володей Диканским. Игнорируя отсутствие денег, парни решили шикануть и заказали для девушек мороженое с шампанским.
«Сережа с ходу начал нести небылицы, — вспоминает Диканский. — Рассказывал жуткую ахинею про то, что он — известный дирижер. Потом вдруг вспомнил, что я тоже дирижер. Всё шло хорошо, пока Курёхин не сказал: «А помнишь, Володя, как мы с тобой дирижировали «Первую симфонию» Малера?» Я слабо представлял, как можно вдвоем дирижировать Малера, и у меня от смеха начались колики. Словесные импровизации у Сергея уже тогда были весьма оригинальными».
Довольно быстро легкомысленное знакомство Тани и Сергея переросло в более серьезные отношения. У обоих это был первый роман, в девятнадцать лет они были одинаково невинны и тождественно сильно влюблены. Оказалось, что Курёхин умел не только рассказывать небылицы, но и читал наизусть огромное количество стихотворений на украинском языке. Он их выучил еще в Евпатории и теперь, абсолютно не стесняясь, наслаждался произведенным эффектом.
«Все у нас было очень странно, — вспоминает Таня Паршина. — Как-то, провожая меня, Сергей прямо в парадной сказал: “Ты будешь моей женой! И в течение девяти-десяти месяцев у нас с тобой родится дочь”».
Летом 1973 года Курёхин и Паршина подали заявление в загс. Свадьба была скромной — на пятнадцать человек, включая родителей, а также Максима Блоха, Машу Горошевскую, Эрика Горошевского и Алену Бендер. Денег на свадебные костюмы не хватило, поэтому одеты молодожены были по-простому: Курёхин — в джинсах и рубахе, Таня — в коричневом кримпленовом платье с белым воротничком. И тогда им обоим казалось, что этот брак у них продлится всю жизнь.
«Первое время Сергей был очень застенчивым, — рассказывает Татьяна Паршина спустя сорок лет. — Но пытался это качество преодолевать, особенно когда садился за инструмент и начинал играть. На сцене он просто оживал».
Первые семейные месяцы пролетели незаметно, летом 1974 года у Сергея с Таней родилась дочка Юля. У Курёхина наступил период относительной стабильности. Он переехал из «Сосновой поляны» на Московский проспект, где в престижном сталинском доме жили родители Тани.
Таня Паршина была третьим ребенком в семье, но молодоженам все-таки выделили отдельную комнату. Мать Тани была женщиной строгих нравов. Во время блокады она рыла окопы и помогала на военном заводе собирать гранаты. После войны она родила троих детей и стала домохозяйкой. Для Таниного отца, директора завода по производству подводных лодок, жить под одной крышей с Курёхиным было тяжким испытанием. На взгляд тестя, его длинноволосый зять был стопроцентным тунеядцем и бездельником. Ни Сергей, ни Таня с ним, как правило, не спорили. Но, если ситуация становилась невыносимой, они хватали ребенка и сматывались в «Сосновую поляну».
«Периодически мы кочевали между квартирами, — вспоминает Паршина. — Потому что ругались с родителями, то с его, то с моими. И, как только нам начинали делать замечания, мы сворачивали кроватку и пеленки, быстро забирали вещи и ехали на другую квартиру. Так и мотались туда-сюда. Это была семейная жизнь, только на колесах».
Маленькие животные
Будьте внимательны к своим мыслям — они начало поступков.
Курёхин продолжал учиться, причем сразу на нескольких отделениях: дирижерском, фортепианном и оркестровом. Правда, не слишком удачно.
«Наши семинары по теории музыки проводил совершенно помешанный преподаватель, — вспоминает Володя Диканский. — Он, например, продолжал дирижировать даже в то время, когда посещал туалет. И мы с Сергеем сразу сошлись на том, что невозможно не делать пакости бедному педагогу. Однажды дирижер не выдержал и сказал: “Вы ведете себя не как взрослые люди, а как маленькие животные”».
Надо отметить, что и другие педагоги не особенно жаловали неусидчивого Курёхина. Обладая абсолютным музыкальным слухом, Сергей лучше других студентов слышал ноты и быстрее всех писал диктанты по сольфеджио. Вместе с тем он пренебрежительно относился к преподавателям, считая их безнадежными консерваторами. Учителя называли Курёхина «прогульщиком» и «талантливым бездельником», что, в общем-то, соответствовало действительности.
«Сергей мог часами сидеть у фортепиано, — вспоминает Диканский. — Пианист он был блистательный и воспитывался семьей как гений. Его мама Зинаида Леонтьевна всячески его в этом убеждала. Я помню, как он играл «Революционный этюд» Шопена во всех тональностях и в страшно быстром темпе. Это выглядело потрясающе, но я не видел в этом ничего, кроме быстрого цирка».