Минус у этой идеи был только один — профессиональным саундом и аранжировками у «Аквариума» тогда и не пахло. Как, впрочем, не пахло и профессиональным барабанщиком, гитаристом или басистом. Неудивительно, что электрические версии песен зафиксировать в студии им первоначально не удавалось. Что делать дальше, было непонятно.
Примерно в этот период музыканты «Аквариума» самозабвенно полюбили реггей. По вечерам Гребенщиков с друзьями собирались на квартире у виолончелиста Севы Гаккеля и устраивали шумные музыкальные оргии.
«У Севы в соседней комнате жили хиппи, и они слушали то, что и положено им слушать: Джими Хендрикса, Дженис Джоплин, — вспоминает лидер «Аквариума». — А мы на их фоне выглядели как чудовища: приходили поздно ночью, нажирались и очень громко слушали Боба Марли, Sex Pistols, Police и Devo. Параллельно мы пытались курить траву, и иногда это у нас получалось».
Вскоре журналисту Артемию Троицкому удалось вписать «Аквариум» во внеконкурсную программу фестиваля «Джаз над Волгой». Но даже там группа умудрилась разминуться с Курёхиным. Как и в театре у Горошевского, они находились в одном лесу, но бродили по разным тропам.
«Мы жили в гостинице и с утра до ночи курили дико плохую траву, — доверительно рассказывал мне отец-основатель «Аквариума». — И докурились до такого состояния, что на сцене все песни — медленные, быстрые, романсы — сыграли нон-стопом в реггей. Далеко не всё можно сыграть в реггей, однако мы попытались играть в реггей именно всё. И в течение последующих четырех часов езды домой Троицкий ругался на нас самыми последними, самыми черными словами. Теоретически я его понимал — всё звучало тогда очень плохо. Но мы получили экстраординарное удовольствие, назвав это действо «Джа над Волгой». По большому счету это был бунт».
Когда «Аквариум» вернулся с планеты Ярославль на планету Ленинград, на их горизонте неожиданно появляется Курёхин. Он приходит в студию Андрея Тропилло и первое, что делает... Учтите, Сергей никого еще в группе толком не знает. Но, наблюдая творческую кухню, советует Гребенщикову: «Слушай, Боб, где ты нашел этих ребят? Их необходимо разогнать. Давай я всё сыграю сам».
И часть партий на «Треугольнике», от клавиш до каких-то экзотических колокольчиков, Курёхин сочиняет практически мгновенно... Любопытно, что при этом он никому из друзей не рассказывал, что сотрудничает с рок-группой. Не потому, что хранил тайну, а потому, что не считал это чем-то существенным.
Когда спустя много лет я впервые интервьюировал Курёхина, один из вопросов касался его сотрудничества с «Аквариумом». Надо сказать, что время не сильно изменило отношение Маэстро к группе.
«“Аквариум” был неизвестным затрапезным ансамблем, — с ностальгической улыбкой вспоминал Сергей. — Были Боб и Сева Гаккель, им иногда подыгрывали Дюша и Файнштейн. Не группа, а идея... На первый серьезный альбом, сделанный у Тропилло, они позвали меня записываться. Тогда я основное время уделял джазу, а “Аквариум” был для меня чем-то неважным. Но, поскольку времени свободного было много, я там изгалялся. Помню, что очень дружеская атмосфера была и многое нас в то время объединяло».
За стенами студии общение Курёхина с Гребенщиковым проходило в еще более активном режиме. Дело в том, что в отличие от большинства музыкантов Сергей увлекался философскими трудами и читал много книг. Поскольку Курёхин работал концертмейстером не ежедневно, он целыми днями бродил по букинистическим магазинам и искал раритеты. Что-то выменивал на книжных рынках, что-то дарили друзья. Он старался не просто приобрести редкие книги, а достать антикварные выпуски первых изданий XIX-го и начала XX века.
«По убеждениям я сноб, — декларировал свои взгляды Сергей в письмах к журналисту Александру Петроченкову. — Склонен к мистике. Сторонник идеи об особом пути развития России, о котором говорили славянофилы. Круг чтения соответствующий: новый роман, поэзия, богословская литература, мистика, Соловьев, Бердяев, Сергей Булгаков, Флоренский, античность, Восток и т. д.»
Гребенщиков больше увлекался западной и древнекитайской философией. Переводил тексты Дилана, Боуи, фэнтези Толкиена, читал в самиздате Лао-цзы. Короче, Курёхину с Гребенщиковым было чем поделиться друг с другом.
«Сергей был единственным из моих знакомых, кто, грубо говоря, читал книги, — вспоминает БГ. — Больше говорить об этом мне было не с кем. Поэтому когда мы встречались, нам было по поводу чего экспериментировать, фантазировать и, мягко говоря, шутить. У нас обоих был материал. Он знал что-то, чего не знал я. Я знал что-то, чего не знал он. Поэтому вместе мы дополняли друг друга».